– В тот день она нашла свой голос, – говорю я.
Бабушка кивает. В последние годы мы часто разговаривали об этом.
– Если бы ты ее видела. Я ею так гордилась.
– И она бы сегодня тобой гордилась, – отвечает бабушка.
Смотрю на могильный камень.
Элса Мартинелли
1896–1936
Мать
Дочь
Воительница
– Я так жалею, что не сказала ей, как горжусь ею, – тихо произношу я.
Сожаление всплывает в самые неожиданные моменты.
– Ах, cara, она знает.
– Но разве я это сказала? Все было так ужасно, и я… просмотрела ее. Я все время думала, что моя жизнь где-то не здесь, где-то в другом месте, когда моя жизнь была прямо рядом со мной. Она была прямо рядом со мной.
– Она знала, – мягко повторяет бабушка. – А теперь пора идти.
– Как я могу оставить ее?
– Ты ее не оставишь. И она тебя никогда не оставит.
Я слышу смех Энта. Оборачиваюсь и вижу, что он и наш золотистый ретривер бегут к нам, натыкаясь друг на друга. Дедушка ждет меня у ветряной мельницы, он отвезет меня на вокзал – я еду учиться в колледже в Калифорнии, в городе у океана.
В Калифорнию, мама. Я возвращаюсь.
Несломленной.
– Поезд ждать не будет, – говорит бабушка. – Так что ты тут не задерживайся.
Я слышу, как она уходит, и знаю, что она дает мне еще миг побыть здесь в одиночестве. И все слова, которые я не могла найти много лет, теперь я могу произнести.
– Я еду учиться в колледж, мама.
Ветерок колышет буйволову траву, и я готова поклясться, что в ее шелесте я слышу мамин голос: «Ты моя дочь, Лореда, и эту связь ничто не сломает. Ты научила меня любви. Ты, первая во всем мире, и моя любовь к тебе переживет меня».
Это прощание умиротворяет меня, придает мне смелости. Ее смелости. Мне повезет, если мне достанется хотя бы малая толика этой смелости.
Будь смелой.
Последние слова, что она сказала мне в этом мире, и как жаль, что я не ответила, не пообещала, что ее смелость всегда будет вести меня. В мыслях я повторяю: «Я люблю тебя», я каждый день говорю ей, что это она сформировала меня, научила отстаивать позицию женщины в этом мужском мире.
Так продолжается моя любовь к маме – в воспоминаниях и в воображении. Так я поддерживаю ее жизнь. Мамин голос звучит в моей голове, это моя совесть. Я смотрю на мир ее глазами – по крайней мере, отчасти. Ее история – история времени, и земли, и неукротимой воли – это моя история; две жизни сплелись воедино, и, как всякая хорошая история, наша начнется, и завершится, и начнется снова.
Остается любовь.
– Прощай, – шепчу я, смотрю на ее могилу и вижу слово, которое всегда будет связано с ней. Воительница.
Я улыбаюсь и поворачиваюсь к ферме, которая навсегда останется моим домом, где мама будет ждать моего возвращения.
Но теперь я снова отправляюсь в путешествие. Невзгоды и потери сделали меня сильной и смелой, и я еду на Запад в поисках того, что существует пока только в моем воображении. Меня ждет жизнь, не похожая на ту, что я знала прежде.
Надежда у меня всегда с собой: монетка. Ее подарила мне женщина, которую я всегда буду любить, и сейчас, направляясь на Запад, я сжимаю монетку в руке. Мое поколение начинает свой путь.
Я, первая из Мартинелли, буду учиться в колледже.
Я, девушка.
Шестого сентября 1936 года в радиообращении к нации президент Франклин Д. Рузвельт сказал:
«Я никогда не забуду пшеничные поля, настолько выжженные солнцем, что они уже не дадут урожая. Я никогда не забуду поле за полем чахлой кукурузы без листьев и початков, где саранча уничтожила все, что пощадило солнце. Я видел выгоревшие пастбища, где одна корова не могла бы прокормиться даже на пятидесяти акрах. И все же и на минуту не думайте, будто регионы, охваченные засухой, навсегда останутся в зоне бедствия, будто увиденная мною картина означает, что люди покинут эти места. Ни растрескавшаяся земля, ни палящее солнце, ни обжигающий ветер, ни саранча – ничто не заставит сдаться несгибаемых американских фермеров и скотоводов, их жен и детей, переживших тяжелейшие дни и вдохновляющих нас своим стремлением полагаться только на себя, жизненной стойкостью и смелостью. Дело отцов было построить дома, дело фермеров – сохранить эти дома, а наше дело – помочь фермерам в борьбе».
