- Единственный человек среди всех вас, который, не заикаясь, доложил, что и как было, - укоризненно обратился Пантелеев к комиссару полка, когда артиллерист закончил свой доклад. - Стыд и срам! Шестнадцать часов прошло, а в полку до сих пор не знают, что с их передовой ротой - живая она или мертвая. А в полку, между прочим, всего девять стрелковых рот! - озлясь, крикнул он. - Девять дней так провоюете, с чем - с одним штабом останетесь?!
Сердце его было полно горечи. Хотя он вслух говорил еще предположительно, но про себя знал - с передовой ротой ночью случилась катастрофа.
- Товарищ дивизионный комиссар, забыл доложить, - обратился к Пантелееву артиллерист и высказал догадку, что, очевидно, немцы ночью переправили на косу орудия, потому что, когда батарея открыла огонь, немцы в свою очередь выпустили по ней несколько снарядов малого калибра с близкой дистанции.
- Переправили орудия? - переспросил Пантелеев и недобро усмехнулся. - У вас там были впереди какие-нибудь пушки? - спросил он комиссара полка.
- Были два противотанковых орудия, - с готовностью, почти с радостью ответил тот. За все время Пантелеев впервые прямо спросил его о чем-то.
- Вот из них немцы и стреляли, из этих ваших двух орудий, - сказал Пантелеев убежденно и зло. - Они, немцы, не дураки, им незачем сюда свои орудия тащить, когда проще ваши взять.
В его словах была яростная ирония человека, глубоко страдающего от всего увиденного и услышанного.
За руку простившись с артиллеристом, Пантелеев сел в машину и поехал к видневшемуся впереди пионерлагерю. Три машины с бойцами, доголяя машину Пантелеева, пылили позади.
- Эй, Велихов! - высовываясь из кабины, крикнул Пантелеев адъютанту. Встаньте на дороге и задержите их, скажите, чтоб ехали с интервалами. А то, не ровен час, влепят залп из Геническа сразу по всем.
Велихов выскочил из грузовика, а машина запылила дальше.
Через пять минут она подъехала к пионерлагерю. Было по-прежнему тихо. Пантелеев, а за ним все остальные вылезли из машины.
"Вот оно, то место, где нынешней ночью были немцы", - подумал Лопатин. Издали, с артиллерийских позиций, дома пионерлагеря казались целыми, только у одного была странно повернута крыша; здесь, вблизи, все выглядело разгромленным - в стенах были проломы, окна и двери вылетели, штукатурка была разодрана осколками.
- Ну-ка, ну-ка, - сказал Пантелеев, - посмотрим, верно ли тут были немцы, а то я за сегодня уже так к вранью привык, что на честных людей бросаюсь. - Он повернулся к Лопатину: - А ничего этот артиллерист-то мне: "Не понимаю, почему п-п-позволяете..." Заика, а с характером, не хочет, чтоб зря обижали.
Он шел первым, Лопатин вслед за ним.
У дороги в канаве валялось три вдребезги разбитых немецких мотоцикла с колясками. Тут же лежало несколько изуродованных трупов.
- Молодец, не соврал, - остановясь, сказал Пантелеев. - Немцы тоже смертные: влепил по ним залп - и сразу оглобли завернули!
Еще несколько убитых немцев лежало возле домов пионерлагеря. В последнем доме - столовой, в разбитых снарядом сенях, валялась на боку опрокинутая взрывом кадка.
Куски свежезасоленной розовой свинины были расшвыряны по полу, а в луже рассола, прислонясь к стене, сидел мертвый немецкий лейтенант. У него было совершенно целое, не тронутое ни одним осколком, бледное, красивое лицо с упавшими на лоб волосами и словно вскрытый в мертвецкой, распахнутый сверху донизу живот, из которого вывалились на пол начавшие чернеть внутренности.
- Слезай, приехали! - шепнул на ухо Лопатину догнавший их Велихов, кивнув на мертвого немца и лежавшие у дверей обломки мотоцикла.
Лопатин поморщился. Он не любил, когда шутили над смертью.
Обойдя пионерлагерь и приказав Велихову подсчитать, сколько всего убито немцев, Пантелеев вернулся к машине, и она тронулась вслед пылившим впереди трем грузовикам с пехотой. Еще через минуту все четыре машины остановились у последнего домика с купой деревьев. Дальше, до самого Геническа, было открытое место. Все вылезли, и Пантелеев приказал отправить грузовики обратно к пионерлагерю.
