Многие крестьяне жили за чертой бедности: земли было мало, урожай был скудный, а иногда случались и вовсе неурожайные годы. На полях работали в основном женщины и дети, а мужчины уезжали зарабатывать деньги в другие города, чаще всего в Москву и Петербург. Это не всегда спасало, так как заработок был мал — едва хватало на пропитание. Редко кто из простых крестьян мог позволить себе наесться вдоволь.
Конечно, были в деревнях и богатые крестьяне — кулаки. Тем жилось получше: у них и земли было побольше, и дома их были уютны и просторны. Дети — ухожены и сыты, учились в школах, то есть получали образование и имели право на нечто большее в этой жизни, нежели бедняки. Амбары кулаков были полны муки, зерна, мяса, рыбы; полки в погребах ломились от банок с вареньем и соленьями, бутылок с наливкой. Да и скот у них водился. Из неимущей семьи — кто не был слишком горд, — частенько ходили выпросить то банку молока, то краюху хлеба, то щепотку соли. Надо признать, далеко не все зажиточные были щедрыми.
Дети бедняков с завистью и блеском в глазах смотрели на тех, кто побогаче. Ах, сколько было радости, когда возвращались отцы из больших городов и привозили баранку или пряник, иногда и игрушка перепадала. Тогда это вообще счастье! Если удавалось сэкономить деньги, семья могла рассчитывать на пирог со сладкой начинкой к празднику.
В 1894 году в семье Жуковых родилась девочка, которую назвали Марией. А через два года на свет появился Георгий. Потом был еще один сын — Алексей, однако малыш прожил недолго, всего полтора года. Мальчик был сразу слаб здоровьем, а Устинья со слезами на глазах повторяла: «А от чего же ребенок будет крепкий? С воды и хлеба, что ли?» Да и возможности побыть с малышом она не получила: через несколько месяцев после родов вновь решила ехать в город на заработки. Соседи отговаривали Устинью, советовали поберечь мальчика, который был еще очень слаб и нуждался в материнском молоке. Но всей семье угрожал страшный голод, и Устинья, оставив Лешу на попечение брата и сестры, все же решилась уехать.
Мальчик умер, и его похоронили на кладбище в Угодском Заводе. Маша и Егор очень горевали о брате, отец и мать тоже.
Георгий часто потом ходил на могилку младшего брата; сидел там, в тишине и одиночестве, и думал.
Как ни странно, никогда ему не было так спокойно, как в эти мрачные минуты безмолвия.
Беда не приходит одна. В том же году, когда умер Алексей, рухнула крыша дома — ветхая совсем стала.
Делать было нечего. Семья перебралась в сарай, благо погода была еще теплая.
— Дальше посмотрим, — говорил Константин. — Может, кто пустит в баню или пристройку какую… — Однако особой уверенности в его словах не было. И он, как вся остальная семья, боялся будущего и не знал, что делать, как исправить положение.
Устинья в те времена часто заливалась слезами. Однако дух ее беды не сломили. Вздохнув, она погладила Егора и Машу по голове и сказала:
— Что ж делать. Айда! Таскайте все вещи в сарай!
В сарае было тесно, но на это никто не жаловался. Константин смастерил маленькую печку для готовки, и семья обосновалась как могла.
Как-то к Жуковым зашел приятель Константина, Назарыч:
— Что, Костюха, говорят, ты с домовым не поладил, выжил он тебя?
— Как не поладил? — удивился Константин. — Если бы не поладил, он нас наверняка придавил бы.
— И что вы теперь будете делать-то?
— Ума не приложу…
— А чего думать, — вмешалась Устинья, — надо корову брать за рога и вести на базар. Продадим ее и сруб купим. Не успеешь оглянуться, как пройдет лето, а зимой какая же стройка…
Мужчины подумали и решили, что жена Константина верно рассудила. Да и больше никаких предложений ни у кого не было.
— Верно-то верно, но одной коровы не хватит. — Константин в сомнениях покачал головой. — Наша старушка лошадь тоже нас не спасет.
На это никто не отозвался, но всем было ясно, что самое тяжелое время еще впереди. Так и поступили. Через некоторое время Константину удалось-таки достать сруб по хорошей цене. Соседи помогли его привезти и даже покрыли крышу соломой.
— Ничего, поживем и в этом, а когда разбогатеем, построим лучше, — сказала Устинья.
