Начальника команды солдаты знали мало. Слышали, что офицерское звание он получил за храбрость и был награжден почти полным бантом Георгиевских крестов. До войны он служил где-то в уланском полку вахмистром сверхсрочной службы. Видели его иногда только на вечерних поверках, говорили, что он болеет после тяжелого ранения.
Оказалось, что это человек с мягкими и теплыми глазами.
— Ну что, солдат, в службе не везет? — спросил он и указал Егору на стул.
Егор стоял и боялся присесть.
— Садись, садись, не бойся!.. Ты, кажется, москвич?
— Так точно, ваше благородие, — ответил Егор, стараясь произнести каждое слово как можно более громко и четко.
— Я ведь тоже москвич, работал до службы в Марьиной роще, по специальности краснодеревщик. Да вот застрял на военной службе, и теперь, видимо, придется посвятить себя военному делу, — мягко произнес он. Потом помолчал и добавил: — Вот что, солдат, на тебя поступила плохая характеристика. Пишут, что ты за четыре месяца обучения имеешь десяток взысканий и называешь своего взводного командира «шкурой» и прочими нехорошими словами. Так ли это?
— Да, ваше благородие, — ответил Егор. — Но одно могу доложить, что всякий на моем месте вел бы себя так же.
И Егор рассказал ему правдиво все, как было.
Офицер внимательно выслушал и сказал:
— Иди во взвод, готовься к экзаменам.
Егор был доволен тем, что так хорошо все кончилось. Однако при выпуске ему не дали первенства и он был выпущен из учебной команды наравне со всеми в звании вице-унтер-офицера.
В августе из полка пришел приказ о направлении окончивших учебную команду по маршевым эскадронам. Группу в пятнадцать человек приказано было отправить прямо на фронт — в 10-ю кавалерийскую дивизию. Там был и Егор.
Когда читали список перед строем команды, Четыре с половиной улыбался, давая понять, что от него зависит судьба каждого. Потом ребят накормили праздничным обедом и приказали собираться на погрузку. Взяв свои вещевые мешки, солдаты пошли на место построения фронтовой команды, а через несколько часов эшелон отправился в сторону Харькова.
Ехали очень долго, часами простаивая на разъездах, так как шла переброска на фронт какой-то пехотной дивизии. С фронта везли тяжелораненых, и санитарные поезда также стояли, пропуская эшелоны на фронт. От раненых многое узнали, и в первую очередь то, что наши войска очень плохо вооружены. Высший командный состав пользуется дурной репутацией, и среди солдат широко распространено мнение, что в верховном командовании сидят изменники, подкупленные немцами. Кормят солдат плохо. Эти известия с фронта действовали угнетающе, и ребята молча расходились по вагонам.
Высадились в районе Каменец-Подольска. Одновременно выгрузили и маршевое пополнение для 10-го гусарского Ингерманландского полка и около сотни лошадей для нашего 10-го драгунского Новгородского полка со всей положенной амуницией. Когда разгрузка подходила к концу, раздался сигнал воздушной тревоги. Все быстро укрылись, кто где мог. Самолет-разведчик противника покружился над нами и ушел на запад, сбросив несколько небольших бомб. Был убит солдат и ранено пять лошадей.
Это было первое боевое крещение. Из района выгрузки все пополнение походным порядком было направлено на реку Днестр, где в это время дивизия Егора стояла в резерве Юго-Западного фронта.
Прибыв в часть, ребята узнали, что Румыния объявила войну Германии и будет воевать на стороне русских против немцев. Ходили слухи, что дивизия должна в скором времени выступить непосредственно на фронт, но на какой именно участок, никто не знал.
В начале сентября дивизия, совершив походный марш, была сосредоточена в Быстрицком горно-лесистом районе, где она принимала непосредственное участие в боях, главным образом в пешем строю, так как условия местности не позволяли производить конных атак. Все чаще приходили тревожные сведения. Войска несли большие потери. Наступление, по существу, выдохлось, и фронт остановился. Плохо шли дела и на фронте румынских войск, которые вступили в войну слабо подготовленными, недостаточно вооруженными и в первых же сражениях с немецкими и австрийскими войсками понесли тяжелые потери.
