Он запрокинул голову и вздохнул, глядя в небеса.
- Ты слышишь песни земли, – промолвил он. – ты можешь передать их звуками своей музыки… В твоей душе горит драгоценный огонь, Гали…
- Частенько он больно обжигает меня, – заметила девушка.
- Ах, я знаю! – промолвил юноша. – Чтобы пламя не жгло тебя, оно должно кого-нибудь согревать…
- Как я могу согреть кого-то, когда мне самой холодно! – сказала Гали.
- Для этого кто-то должен согреть тебя!
- Кому я нужна!.. – нахмурилась Гали.
- Мне. Я люблю тебя… и я твой муж, в конце концов.
Гали чуть не выронила лютню от изумления.
- Муж?! – воскликнула она. – Ты?.. Ах, да, вспомнила…
Девушка взглянула на юношу с печальной усмешкой.
- Хорошая шутка, – молвила она.
- Я не шучу! Я помню нашу клятву и не собираюсь нарушать ее.
- Совсем спятил! – вздохнула Гали. – Разве можно принимать всерьез то, что мы тогда творили?..
- Нужно.
- Как мы сбежали из города? Как колобродили в лесу, не зная, откуда берутся дети? – засмеялась Гали, но смех ее был невесел. – Дурень ты, Ооле, безнадежный дурень!
- Можешь браниться, Гали, – сказал юноша, – но я теперь знаю, какая ты на самом деле. Ты больше меня не обманешь…
- Да ну тебя! – Гали вскочила с крыльца и, прижав к себе лютню, бросилась прочь.
Отбежав несколько шагов, девушка оглянулась, бросив на юношу угрюмый взгляд… и тотчас где-то рядом тихо стукнуло окно.
Ооле вздрогнул и огляделся. Показалось? Наверно… он вздохнул и побрел домой. На душе отчего-то сделалось тоскливо. Какое-то зловещее предчувствие закралось в сердце.
Спустя два дня, сидя в классной комнате, Ооле услыхал какой-то шум на улице. Он не обратил на него внимания. Неожиданно в комнату вошел отец. Вид у него был необычайно суров и мрачен. Юноша посмотрел на него с удивлением.
- Закрой книгу и иди за мной, – велел отец, и сын повиновался.
Отец повел его вниз. Из родительской спальни доносился плач матери… а на улице перед домом юношу ждала негодующая толпа.
Тут были родственники и соседи и жители других улиц. Их лица выражали гнев и осуждение. При виде юноши толпа подалась вперед, но один из старейшин преградил ей путь.
- Мы должны судить преступника по закону нашего города. Ведите его на площадь.
Ооле повернулся было к отцу, чтобы спросить – что происходит, но тот вернулся в дом, громко захлопнув дверь. Несколько человек схватили жертву и повлекли за собой.
На площади уже собрался весь город. Посередине было оставлено место. Там восседали старейшины, а перед ними стояла… Гали!
- Что здесь происходит?! – вскричал Ооле, с ужасом глядя на неё.
Он с трудом узнал ее – так она была избита.
- А то ты не знаешь, распутник! – откуда ни возьмись, в середину круга выскочил отец Гали; его лицо было багровым от вина и ярости.
Музыкальный мастер размахнулся и влепил юноше пощечину.
- Негодяй! Подлец! Мерзавец! – вопил мастер, отвешивая оторопевшему Ооле новые и новые оплеухи.
Толпа кругом одобрительно шумела. Старейшины призвали народ к молчанию.
- Пусть юноша говорит первый, – молвил в наступившей тишине один из старцев.
- Что я должен сказать? – спросил подсудимый.
По толпе пробежал гул возмущения.
- Ты и твоя… – старец замялся, – словом, ты и эта девица… вы обвиняетесь в том, что запятнали свою честь преступной любовью, скрепив оный грех кощунственной клятвой…
- Что?.. Какая любовь?.. – растерялся Ооле.
- Ты должен не спрашивать, а отвечать, – произнес старец. – Признаешся ли ты в том, что вам с этой девицей случалось удаляться вдвоем в безлюдные места и там, наедине…
Ооле и Гали вскрикнули от ужаса. Они все поняли.
- О, Небеса! Нас действительно подслушивали! – прошептал юноша.
Гали закрыла лицо руками.
- Они признаются! – злорадно взревела толпа.
Гали бросила на старейшин взгляд, полный ненависти. Она повернулась к народу, и первый ряд зрителей попятился. А Гали кинулась на какого-то юношу и выхватила у него из ножен меч.
Народ ахнул.
- С дороги! – крикнула Гали.
Люди шарахнулись в стороны, и девушка, подняв меч, устремилась долой с площади.
- Гали, постой! – воскликнул Ооле, бросаясь вдогонку, но толпа снова сомкнулась, не дав ему пройти.
- Ах, так! – сказал он и обернулся к старейшинам.
