Леонид ЕЛИСЕЕВ
История одной песни
Познакомились мы на съемках картины «Мы одержимые» — так поначалу назывался фильм «Вертикаль». В мае 1966-го мне позвонил Борис Романов — он в то время, кажется, был председателем Федерации альпинизма — и попросил срочно к нему приехать. «Леня, киношники собираются на Кавказе делать фильм об альпинизме, просят помочь им по нашей части. Мы намечали Виталия Абалакова, но у него неотложные дела. Я тебя очень прошу взяться за это дело».
Короче говоря, в этот же день подписал я с Одесской киностудией трудовой договор — фамилию Абалакова подтерли, вписали мою, — и уже в начале июня я выехал в Баксанское ущелье в качестве руководителя группы альпинистов, которая принимала участив в создании фильма, и инженера по технике безопасности при киногруппе. Дел оказалось много. Риска в горах хватает, и, может быть, техника безопасности не самое точное слово для обозначения новых моих обязанностей, но думать надо было на каждом шагу. Ведь в горы приехали люди, ранее, как правило, понятия не имевшие о горах и опасностях, с ними связанных. Тем более что азарта у Станислава Говорухина, одного из режиссеров фильма, было хоть отбавляй и он часто требовал того, что далеко выходило за пределы допустимого риска.
В начале июля директор Одесской киностудии Г. Ф. Збандут проводил в гостинице «Иткол», где была наша основная база, организационное собрание киногруппы. Случайно на этом собрании я сел рядом с Высоцким. Почти ничего о нем я в то время не знал, как, впрочем, и многие другие. И вдруг радист гостиницы врубил на всю катушку по радиотрансляции ранние песни Высоцкого (как вскоре я для себя уяснил). Между нами произошла такая беседа.
— Ну надо же! И здесь мои песни, — сказал он.
— Как так? — не понял я.
— Это мои песни. Я их написал.
— Во-первых, это не твои песни, а народные. А во-вторых, кто поет?
— Я пою, — говорит он.
— Да нет! Это Рыбников поет.
— Ничего подобного! Это не Рыбников, это я пою. И песни это мои.
— А ты что, сидел, что ли? — спрашиваю.
— Нет.
— Знаешь, Володя, я с блатными в детстве и юности много дела имел. Эти песни мог написать только тот, кто очень хорошо знает лагерную и тюремную жизнь.
— Ну а я не сидел.
В тот раз я ему все же как-то не до конца поверил. И только позже, когда сам увидел, как он писал альпинистские песни, всякие сомнения у меня отпали.
В «Итколе» Высоцкий жил в одном номере с Говорухиным, а мне достался одноместный двумя этажами выше. Общались много. И на съемках, и помимо них. Вечерами обычно собирались в номере Володи и Говорухина, человек пять-шесть. Разговаривали, шутили. Очень часто он пел, по два-три часа. И свои песни, и не свои. Не записывали, конечно, и мысль эта в голову не приходила, хотя всякой записывающей техники в киногруппе хватало.
Это была первая картина Говорухина. Вообще-то он снимал ее вдвоем с Борисом Дуровым, но первой скрипкой был Говорухин, потому что Дуров по своим физическим возможностям не всегда мог присутствовать на сьемках. А Говорухин очень спортивный парень, в свое время даже занимался альпинизмом, по скалам ходил блестяще, особенно в каминах [2]. Он был хорошо физически развит и по характеру заводной, и, благодаря этому его задору, мы смогли так заразить альпинизмом весь съемочный коллектив, что актеры с интересом занимались различными тренировками. Это было как бы соревновательной игрой.
О сценарии я не говорю — с альпинистской точки зрения в картине было много надуманных и даже невероятных ситуаций. Некоторые эпизоды дописывались и придумывались прямо по ходу съемок. Литконсультантом по сценарию был писатель Александр Кузнецов, известный и опытный альпинист. Но, не в обиду будь сказано Саше, он формировался и варился в среде несколько отдаленной от классического альпинизма, и это тоже отразилось в сценарии. Да и сами эти разговоры «ты боишься — ты не боишься» — это философия человека, который не должен ходить в горах. Человек, у которого есть боязнь, — это потенциальный убийца или самоубийца. И если в фильме что-то и объясняет идею и философию альпинизма, то только песни Высоцкого.
