— Лина! — выдохнул юноша и замолк. Он столько собирался сказать девочке при встрече, но дыхание вышло из груди и было не произнести ни слова.
— Я все думала, как к тебе попасть, — затараторила Лина, сдергивая с головы картуз и радостно смеясь. — Не всех же ваших идиотов по больницам рассаживать. Как тот рыжий, живой? — поинтересовалась она небрежно.
— Трудно сказать, — тяжело ворочая языком, проговорил Луций. — Пока еще его в лицее не видать.
Лина между тем, не замечая состояния юноши, с любопытством осматривалась. От ее внимательного взгляда не ускользнули приготовления Луция к отъезду.
— Признайся, — полушутя обратилась она к Луцию, — ты решил сбежать от меня?
Луций вновь попытался поведать о своих чувствах, но язык ни за что не хотел повиноваться, и в очередной раз ему пришлось смириться с невозможностью высказаться.
— Мне надо в Петербург, — чужим голосом ответил он.
— Кажется, у меня там нашлись родители.
— В Петербург! — закричала Лина. — Выходит, ты уезжаешь. И мне ничего не сказал. Ну и черт с тобой. Знала бы — ни за что к тебе не пришла!
Она вскочила со стула и, подхватив картуз, гордо направилась к двери. Луций бросился следом, но вновь отчего-то сдержал себя, не желая подчиняться капризам взбалмошной девчонки.
— Я столько ждал тебя, — наконец произнес он тихо.
— А теперь ты уходишь, когда так нужна мне, — и замолк, словно испугавшись собственных слов.
Однако как ни тихо были произнесены слова, Лина услышала их, резко крутанула попкой и повернулась с порога к юноше.
— Какая тебе помощь нужна? — спросила она недоверчиво, но все же словно нехотя вернулась назад. — По-моему, — добавила она, пристально глядя на юношу, — ты не нуждаешься ни в какой помощи. Ты все придумываешь, чтобы меня удержать! Признавайся, признавайся! Если честно скажешь, я тебя прощу.
— Говорю тебе абсолютно честно, — устало сказал Луций, чувствуя полную безнадежность борьбы с собственным языком и переходя к изложению фактов из какой-то другой, сразу показавшейся ненастоящей жизни. — Мне нужно попасть на рынок, чтобы купить продукты на дорогу. Ты сама понимаешь, что одному мне там несдобровать. Да я, признаться, и не знаю ни одного рынка. Ты же на улице чувствуешь себя как дома. Дай мне пару ребят для охраны, в лицее мне не удалось найти никого, а лучше сама сходи со мной…
Луций еще продолжал говорить какие-то другие правильные слова, но на самом деле ему просто хотелось идти с Линой все равно куда, только бы надолго, навсегда…
— В Санкт-Петербург, — задумчиво протянула Лина, — и надолго?
— За границей жизнь дорогая, — засмеялся Луций. — Я не думаю, что у лицея хватит средств долго нас содержать. Едет собственно наш профессор, а мы с братом при нем.
— И тебе нужно закупить продукты. А деньги-то есть?
— Да. Пятнадцать миллионов.
— Ближайший рынок на бывшем стадионе у Москвы-реки. На метро туда не попасть. Ну да ладно. Что-нибудь придумаем.
На протяжении всего пути, а шли они какими-то тропками и закоулками через сады и проходные дворы, Луций так и не смог понять, есть у них провожатые или нет. Он оглядывался по сторонам, зная, что представляет легкую добычу для любой местной шайки, но никого за собой не обнаруживал. Впрочем, Луций скорее делал вид, что беспокоится, поскольку нельзя же было неотрывно пялиться на Лину.
Уже на подходах к стадиону, когда показались опоры разбитого моста, а точнее эстакады, перекинутой через Ленинские горы, стали впереди появляться разрозненные группы людей, в основном оборванцев, идущих в одном направлении. Группы эти как-то укрупнялись, в них вливались другие люди, видимо, того же клана и с шутками и прибаутками все тянулись в одном направлении. Идущие особняком Луций и Лина невольно привлекали к себе внимание. Особенно Лина, в ее сверкающем кожаном пиджачке и картузике набекрень. На нее оборачивались, ухмылялись или просто меряли глазами, но близко никто не подходил. Они прошли под воротами, ведущими к стадиону, и вышли на усеянную осколками булыжника и кусками вывороченной мостовой улицу, которая вела уже к трибунам стадиона.
В это время один из идущих впереди бродяг, одетый в рваный балдахин и деревянные опорки, обернулся, увидел идущую позади Лину и Луция и замедлил шаг. Его слегка шатало, злобные глазки перебегали с кожаного пиджачка на оттопыренные ассигнациями карманы Луция.
