Следует усвоить себе красоты слова, действующие на слух, и ярко звучащие буквы, выбирая их по ка-коли-честву. Красота слов состоит в особенной отделке самой речи, мыслей, в достоинствах самих предметов.
Так кто же приводит людей в трепет? С кого они в оцепенении не сводят глаз, когда он говорит? Кто вызывает у них возгласы восторга? Кого они, так сказать, считают богом среди людей? Тех, кто говорит строй-определен-про-стран-но, яркими слова-образа-ми, как бы вводя в самую речь некий стихотворный размер, одним словом, красиво, как Сенека:
Меж царств границы пролегли, и новые
Воздвиглись города, и стали с копьями
Чужое грабить или защищать свое.
Бежала, нравами гнушаясь дикими
Людей с руками, кровью обагренными,
С земли Астрея, звезд краса бессмертная.
Воинственность росла и жажда золота
По всей земле, и зло возникло худшее:
Страсть к наслажденью, вкрадчивая пагуба,
Что крепнет, в заблужденьях силу черпая.
В пороках многих, издавно копившихся,
Мы тонем, и жестокий век нас всех гнетет,
Когда злодейство и нечестье царствуют
И всеми похоть властвует постыдная
И к наслажденьям страсть рукою алчною
Гребет богатства, чтоб пустить их по ветру.
После занятий Луций вернулся к себе в расположенную на самом верху пятиэтажного здания мансарду с громадным окном, выходящим прямо на Кутузовский проспект, и уселся на подоконник. Справа от него, внизу, возвышались руины Триумфальной Арки, разрушенной танками хана Шамира, прямо под окнами банда таксистов лениво переругивалась в ожидании не появляющихся клиентов. Поток машин был вял и редок, поскольку нефтяная блокада Тюменской республики так и не была прорвана. На уцелевшей колонне бился на ветру золотой с черным монархический флаг. Двуглавый орел клевал воздух согласно порывам ветра. С противоположной стороны доносились гнусавые песнопения. Это бритоголовые кришнаиты пытались привлечь случайных прохожих.
Зазвенел железный будильник, который Луций выменял на раритет — карту СССР в границах 1985 года. Перед тем как отдать карту, они с братом долго с удивлением рассматривали изображение гигантской страны, равной которой по величине и мощи не было в истории. Что ж, семь часов, время встречать брата. Луций снял голубой нейлоновый комбинезон и надел дырявый синий халат. В карман он положил молоток на длинной ручке и острую отвертку с заточенным как бритва лезвием. Юноша вышел на проспект, поглядел вправо и влево и быстро зашагал к метро. Мальчик уже ждал его.
Метро оставалось одним из немногих общественных мест в городе, где в самом деле было безопасно. По распоряжению императора в каждом вагоне находились двое полицейских с собаками. Двенадцатилетний Василий был в белых куртке и джинсах, хотя Луций каждый раз просил его одеваться не броско. Обняв брата за плечи, Луций почти довел его до перехода, когда снизу из подземелья вынырнули двое «залетных», как их называли в городе, и плечом к плечу встали перед ним.
— Земляк, дай прикурить, — обратился один из них к Луцию, и его широкое, с медным загаром лицо расплылось в откровенной ухмылке. Юноша знал, если объявились двое залетных, то рядом обязательно обнаружатся еще четверо или больше, но также знал, что залетные свое здоровье очень берегут, поэтому он просто сунул руку в карман и вытащил заточку. Блестящий луч протянулся от руки Луция к лицу здоровяка, и тот сразу отпрянул.
— А то продай мальчишку, — сказал сипло второй громила и сунул руку в карман, — зелененькими заплатим.
— Бежим! — шепнул Луций брату, и они, выскочив обратно на тротуар, опрометью бросились поверх ограждения на проезжую часть, которая к счастью была абсолютно пуста. Как Луций и ожидал, залетные за ними не побежали. Просто к тем двум, которые лениво поднялись по ступеням и, стоя у перил, провожали взглядом убегающих, присоединилось еще несколько человек. Все они, казалось, чего-то ждали.
— Бери правее! — крикнул юноша брату, не желая наводить залетных на лицей и опасаясь таксистов, которые внезапно замолкли и стали поворачиваться к бегущим. Они забежали в свой переулок. Один из таксистов собрался броситься за ними, так во всяком случае показалось Луцию, и тут вдалеке, с устья Рублевского шоссе послышался стон сирены и засверкали синие «мигалки». Залетных с противоположной стороны тротуара тотчас словно сдуло в подземный переход. Таксисты бросились по машинам и с ревом умчались вперед, подальше от полицейского кортежа с проверкой документов, потому что чрезвычайное положение еще не было отменено.
