Однако сказать о Королеве одно это — значит, не сказать ничего. Во-первых, Королев в совершенстве владел техникой. Именно она в первую очередь, а не только выносливость, позволяла ему работать, что называется, с открытым забралом. Блестяще владея такими видами защит, как нырки и уклоны, а также искусством опережающего встречного удара, он справедливо видел в своей знаменитой открытой стойке одно из естественных преимуществ, а не прием, облегчающий лобовые прямолинейные атаки. Уходя от ударов движениями туловища или подставляя под них плечи, он тем самым как бы разгружал руки от функций защиты, держа их в состоянии постоянной боевой готовности. Брал он, когда нужно, удары и на лоб, после чего обычно следовала мощная ответная серия с обеих рук, избежать которой связанному собственной атакой противнику оказывалось, как правило, крайне трудно. Но делал это Королев только при крайней необходимости и уж, во всяком случае, гораздо реже, чем ему это обычно приписывали.
Вообще надо сказать, что ударов Королев не избегал, но пропускал их весьма редко. Кто бьет, тот и раскрывается, и Королев бесстрашно строил на этой азбучной истине жесткую тактику своих боев: ответный встречный удар бывал сокрушителен. Выжидать он не любил, предпочитая работу хотя и опасную, хотя и тяжелую, но зато результативную. На ринг он выходил не фехтовать, не набирать легкими ударами очки, а действовать кулаками в полный их вес и силу. Он знал цену своим ударам, но никогда не делал ставку лишь на нокаут; главная цель, которой он всегда добивался, — обессилить противника, сбить у него дыхание, сломить физически, а тогда, если даже и не удастся провести завершающий точный удар, необходимые для победы очки сами по себе наберутся.
Стиль — это умение выигрышно подать свои сильные стороны, свои преимущества. Королев отлично понимал, в чем его главные козыри, и всегда строил бой так, чтобы использовать их, по возможности, все до единого. Он обладал не только блестящей техникой и редкими данными, он был мудр и расчетлив на ринге, он был отличный стратег и тактик. А все, вместе взятое, делало его не просто первоклассным мастером, а, как я уже говорил, подлинно великим боксером. И пока позволял возраст, равных ему ни на отечественном, ни на зарубежном любительском ринге в те годы не было.
Королев, на голову возвышаясь над всеми своими соперниками, занимал в боксе особое место. Его авторитет был настолько бесспорен, а слава так велика, что он являлся как бы последней инстанцией, где подводились итоги и определялись окончательные оценки твоему спортивному весу и мастерству. Случайный успех в бою с ним исключался: Королев, без остатка посвятив себя рингу, никогда не пренебрегал требованиями режима и постоянно находился в отличной боевой форме. Снисхождения он не знал и скидок никому не делал. Работал он всегда ровно и всегда в полную силу. Кто бы ни был его противник — ветеран ринга или новичок — ему предстояло одинаково грозное испытание. И тот, кому его удавалось выдержать, мог не сомневаться, что стоит на верном пути, что трудная карьера мастера кожаной перчатки вполне ему по плечу.
Однако таких в то время было немного. Кроме Навасардова и Линнамяги, давних и постоянных соперников Королева, из молодых боксеров достойное сопротивление ему могли оказать, пожалуй, только двое: Юрченко и Перов.
Первый бой с каждым из них я проиграл. Сначала Юрченко и Навасардову, потом Перову и Линнамяги.
Затем последовали реванши.
В Тбилиси, где проходило первенство страны 1948 года, я приехал вместе с Пастерисом. Там он впервые увидел Королева, который уверенно пробивался в финал, валя с ног соперников своими пушечными ударами. На Пастериса он произвел ошеломляющее впечатление.
— Это какая-то гаубица, а не человек. Живой танк, — сказал он как-то.
Пастерис имел в виду не физическую силу Королева, а его жестокую волю, его несокрушимое, непробиваемое упорство: пока на ногах — иду только вперед.
— И все же ты этот танк когда-нибудь остановишь, — задумчиво добавил Пастерис, не глядя на меня. Потом, вдруг повернувшись ко мне, словно отрубил: — Скоро остановишь!
