Он не ответил.
— Ты обиделся?
— Нет.
— Хорошо хотя бы, что ты не судья.
— А что с судьями-то не так?
— Мне они не нравятся. Во-первых, из-за того, чем им приходится заниматься, а во-вторых, из-за того, что они такие… всех оценивают.
Потом они какое-то время лежали молча. Ее голова покоилась на его животе. Он играл с прядью ее черных волос.
— О чем ты думаешь? — спросила Элизабет.
— О том, что на самом деле я мог бы стать судьей. Наверное, с карьерной точки зрения мне следовало так поступить. — Он по-прежнему играл с ее волосами. Она лежала тихо. — Я люблю свою работу, — добавил Фрёлик.
Элизабет подняла голову и спросила:
— Почему?
— У меня есть возможность знакомиться с самыми разными людьми. Вот с тобой, например, познакомился.
— Но ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к тому, что ты стал полицейским. Наверное, ты еще когда-то давно захотел…
— Почему тебя это интересует?
— Люблю секреты.
— Я уже догадался.
Элизабет опустила голову.
— На нашей улице жил один полицейский, — сказал Фрёлик. — Отец моей одноклассницы. Славной девочки по имени Беате. У него был «форд-кортина» старой модели. С круглыми задними фонарями — такие выпускали в шестидесятые годы.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — заметила Элизабет, — но это не важно.
— Этажом выше жила девушка по имени Вивиан. Она занималась проституцией, хотя ей было всего восемнадцать или девятнадцать.
— А тебе сколько было?
— Лет десять. Я тогда не знал, что такое «проститутка». И о сексе тоже понятия не имел. Другие мальчишки говорили о Вивиан разные гадости и показывали мне порнографические журналы, в которых женщины обнажали свои интимные места. Те фотографии казались мне отвратительными.
— Там были и ее снимки — Вивиан?
— Нет, но мои приятели хотели, чтобы я понял, чем она занимается. А может, от разговоров о ней у них вставало, кто знает? Я в той области отставал от других. В десять лет меня интересовали только рыбалка, велосипед и все такое. Мне Вивиан казалась самой обыкновенной девицей — темноволосая, какая-то… высохшая. На ногах у нее проступали тонкие синие вены. А сами ноги у нее были довольно бледные. Она часто сидела на лестнице и курила. Ну вот, однажды к нашему дому подошли двое мужчин. Один был в пальто, и у него были прилизанные жирные волосы. Второй, с челкой, носил очки и короткую кожаную куртку. У него все время дергалось лицо. Я играл на улице с другими мальчишками, а Вивиан в мини-брючках курила на крыльце. Едва заметив тех двоих, она тут же встала и скрылась в подъезде. Слиняла.
Фрёлик замолчал, потому что зазвонил телефон. Элизабет с любопытством посмотрела на него.
— Только не говори, что сейчас подойдешь!
— Может, и не подойду, — буркнул он, слушая звонки и не шевелясь.
Они долго лежали и слушали звонки. Наконец телефон замолчал.
— Продолжай, — велела Элизабет.
— На чем я остановился?
— Пришли двое, а Вивиан слиняла.
— Одного из мальчишек звали Ингве. У него был велосипед «Томагавк» — знаешь, такой, с длинным седлом. Ингве поднял с земли камень и швырнул в тех двоих. И мы тут же последовали его примеру. Они показались нам врагами. Мы тоже стали подбирать камни.
— Вас было двое?
— Нас было человек пять или шесть. Ингве был самый старший, ему исполнилось четырнадцать. Моим друзьям было тринадцать и двенадцать. Я был самым младшим; помню, я тогда до чертиков испугался. Никогда в жизни я так не боялся. Тип, у которого дергалось лицо, набросился на Ингве и ударил его. Ингве упал на дорогу; у него пошла кровь. Потом ему пришлось вызывать скорую. Мне стало так страшно, что я убежал. Завернул за угол, забился между мусорными баками, и меня вырвало — вот до чего я испугался.
Фрёлик посмотрел вниз, на свою грудь, и встретился взглядом с Элизабет. Он широко улыбнулся.
— Продолжай, — шепнула Элизабет.
— Отец Беате быстро с ними разобрался. Все признавали его авторитет; ему не нужно было ничего говорить или показывать свое удостоверение. Он даже был не в форме. Просто пришел и восстановил справедливость. Наверное, с того дня все и началось. Сосед стал для меня… символом.
— Брюс Уиллис, — улыбнулась Элизабет.
