— А что поделаешь? Ведь я такой…
Явившись после этого происшествия в ресторан, Грицко бдительно следил за тем, каким тоном он произносит названия блюд. Однако про себя все твердил: «Ах, если бы ты поверила, я ведь совсем другой…»
— Свиную отбивную, — произнес он, с ужасом сознавая, что проговорил эту фразу с той интонацией, с какой мысленно обращался к девушке.
— Галушки или колобки? — спросила официантка.
— Колобки, — выдавил, запинаясь, Грицко, но почудилось ему, будто он произнес: «Ах, если бы я тебе понравился!..» И он в испуге поднял взгляд — видно, она уже все поняла.
— Салат? — безучастно предложила она.
Но Грицко замолк. Сжал губы, не решаясь больше проронить ни звука. Официантка постояла немного и ушла, удивленно вскинув брови. В тот вечер с желудком его было особенно плохо; выйдя в хмурые октябрьские сумерки из ресторана, Грицко почувствовал, что каждый шаг отдается у него в животе, будто вместе с пищей он проглотил все, что подавлял в себе, так и не высказав вслух.
Игра у него уже не шла, и тренер «Локомотива», заслуженный игрок международного класса, пригласил его к себе для разговора.
— Мы вытащили тебя из медвежьего угла не затем, чтобы ты много воображал о себе да бездельничал. Пора бы и старание показать.
— Я стараюсь, — проговорил Грицко, уставившись в пол.
Тренер отечески похлопал его по плечу.
— Я понимаю — в столице свои соблазны. Но тебе придется отказаться от всего, что мешает хорошей игре, ясно?
— Ясно, — буркнул Грицко.
— Подумать только, из-за бабы!.. — отеческим тоном продолжал тренер. — Да ты с ней потверже — и все будет о’кей! А еще постарайся завоевать симпатии зрителей и журналистов, небось дело сразу пойдет на лад!
А у Грицко невзгод прибавилось — дома начались нелады с матерью. В чужом городе ей недоставало словоохотливых соседок, и сыновнее равнодушие всякий раз задевало ее.
— Это куда же ты снова собрался-то? Для кого я старалась, ужин варила? Право слово… будто зверь какой! Никогда не поговоришь толком, ничего не объяснишь… Нету в тебе ни капельки жалости! Вот погоди ужо, не век мне с тобой цацкаться!
Во время более продолжительных словоизлияний на глазах у матери выступали слезы, и, предчувствуя такой конец, Грицко старался удрать поскорее, не дослушав ее жалоб и сетований. Сочувствия он не испытывал — на его взгляд, матери жилось не так уж скверно, коли доставало сил на бесконечные сетования, когда она жалела одну себя.
— Ладно, ладно, мам, мне сейчас не до того…
Заниматься он мог чем-нибудь одним, а чтоб делать несколько дел сразу — нет, этого он не умел.
Случай столкнул его с официанточкой в вестибюле кинотеатра «Прогресс». Покупая билет, он вдруг неподалеку заметил ее — у доски, где вывешивались анонсы; она была в широких бирюзовых «бананах» и облегающей желтой блузке. Девушка только что очистила грейпфрут, разделила его пополам и протянула половинку высокому худощавому пареньку в очках с модной металлической оправой. Потом обняла его, и они, прижавшись друг к дружке, вместе вошли в темный зал кинотеатра. При виде этого у Грицко судорогой свело горло, и его просиявшая было душа мгновенно погрузилась во мрак безнадежности.
Лишь дальнейший ход событий вернул ему уверенность в себе и толкнул на решительный шаг. В матче, передававшемся по телевидению, он забил в ворота противника шестнадцатиметровый победный гол. По окончании встречи телекомментатор высоко оценил его действия, ему улыбался тренер, а болельщики на улицах кивали как знакомому. На следующий день после матча он поспешил в Мадьярский ресторан. В ушах его звенел восхищенный рев трибун, восторгавшихся классно забитым голом, и он нарочно вспоминал о нем, чтобы еще и еще пережить упоение успехом и набраться решимости… И не было ничего удивительного, что, отважившись наконец обратиться к прекрасной подавальщице, он спросил:
— Вы футболом не интересуетесь?
— Вот уж нет. — Официантка состроила насмешливую гримаску и положила счет на столик Грицко.
— А вчера передачу по телевизору не смотрели? — не позволил сбить себя с толку Грицко.
— Нет, не смотрела, — вновь отрицательно ответила девушка, потом решительно сунула карандаш и блокнотик в карман фартучка и ушла на кухню.
