Мы долго тащились по тротуару мимо бесконечных коттеджей на две семьи, ничем не отличавшихся от папиного.
— Так себе природа, — заметила Шлёпа.
— А мы еще и не на природе. Шагайте давайте, — сказал папа. — Дышите свежим воздухом.
— Природа, природа, природа! — распевала Моди, качаясь на руках между Элис и папой.
Мы все шли и шли. Машин становилось все больше и больше, и скоро из-за шума мы уже едва слышали друг друга.
— Наполним наши легкие полезными и свежими выхлопными газами! — провозгласила Шлёпа.
Дома постепенно росли и все дальше отступали от дороги. Элис с завистью разглядывала особняки — выбирала, какой ей больше нравится. Кое-какие дома были выставлены на продажу, и она так разволновалась, что даже позвонила риелтору — узнать, сколько просят.
— Миллион с лишним! — воскликнула она, нажав «Отбой» и выпучив глаза.
— Ну а ты как думала, — раздраженно ответил папа. — Нам такое не по карману.
— Ну да. Но может, мы и позволим себе что-нибудь получше, особенно если я буду больше работать, когда Моди пойдет в школу, и если тебя опять повысят. Денег бы и так хватало, но ведь у нас столько обязательств.
Она не смотрела на нас с Робби, но я знала: она говорит о нас. Папа каждый месяц платил маме алименты, да и Элис, наверное, давала деньги Шлёпиному папе. Мы были не виноваты, но ощущение все равно такое, что это всё из-за нас.
Я сбавила шаг, чтобы Робби меня нагнал — он плелся в хвосте. Кое-как волок свой бумажный пакет, весь раскраснелся от натуги.
— Отдай мне вино, оно ж, наверно, тонну весит, — предложила я.
— Не надо, — пыхтя отказался Робби.
Я выхватила у него пакет и сунула руку за термосом. Нащупала кучу грив, лап и хвостов. Я вздернула брови.
— Подумал, зверям захочется по лесу побродить, — объяснил Робби.
— Вряд ли мы когда-нибудь дойдем до этого леса. Небось его и нет уже. Срубили, поди, все деревья сто лет назад и понастроили все эти домины, — сказала я.
Но прошагав еще незнамо сколько, мы перешли шоссе и вдруг — наконец-то — очутились в лесу.
— Всё, давайте уже пикник. Я сейчас умру с голоду, — заныла Шлёпа и села, скрестив ноги.
— Не здесь же, тут еще машины слышно! Зайдем подальше в лес. В детстве мы всегда у песчаной ямы сидели.
— У меня в книжке есть про песчаную яму, — сказала я. — Дети там псаммиада нашли.
Но никто не проявил к этому никакого интереса.
Моди давно клевала носом, и папе пришлось вдобавок к здоровому рюкзаку нести еще и ее, но, услышав про песок, она тут же оживилась.
— Песочек! — радостно повторяла она и хлопала в ладоши.
— Ты не говорил, что там есть песок, — сказала Элис. — Она в яслях обожает в песочнице играть — правда, Моди, солнышко?
— Огромная песчаная яма, карьер, прямо в лесу. Помню, мне казалось, там как будто пляж, — улыбнулся папа. — Надо было захватить тебе ведерко с лопаткой, а, Моди?
Мы забирались все глубже в лес, тропа пошла в гору. Песчаной ямы не видать.
— Да кому нужна эта паршивая яма! Давайте тут сядем. — Шлёпа шмякнулась на траву и сняла свои замечательные кроссовки. Совсем новые, с изумрудными блестками. Я с завистью их разглядывала, пока не увидела, как Шлёпа стерла ноги.
— Смотрите, у меня мозоли! Огромные волдырищи, и всё из-за того, что вы заставили меня идти сто тысяч километров, — пожаловалась она.
— Надо было носки надеть. Я тебе говорила. Сама виновата, — сказала Элис. — Хватит кукситься. Пошли, совсем немножко осталось.
— Ненавижу пешком ходить, — закапризничала Шлёпа.
— Это полезно для здоровья — а тебе так просто необходимо. У отца дома ты вечно валяешься, а если нет, так он возит тебя на этой своей дорогущей машине. А тебе нужно двигаться, — запричитала Элис.
— Нет ничего полезного в том, чтобы три часа тащиться по этому тухлому лесу. Я ноги почти до крови стерла — посмотри! — сказала Шлёпа. — Больше ни шагу не сделаю. — Она решительно скрестила руки на груди.
Но тут Робби как закричит! Он убрел куда-то за деревья, а теперь прибежал обратно.
— Я нашел песчаную яму! — голосил он. — Ее видно, вся золотая, там, за деревьями. Идите скорей!
И мы все пошли смотреть, даже Шлёпа — босиком, подхватив свою блестящую обувку за шнурки. Робби нас так зазывал, но на поверку оказалось — ничего интересного. Даже папа был вроде как разочарован.
