Кажется, именно такой тон именуют беззаботным.
– Едва ли. Знаешь, что я делаю со своими бойфрендами? Оказывается, я возлагаю на них ответственность за свое счастье, а значит, и за свое несчастье. Я позволяю им держать в руках весь мой мир, как поется в том дурацком госпеле.
– Но ты же помнишь, тот госпел о Боге и о том, что мы на самом деле не властны над собственными судьбами.
– Ну, если это правда, то я впустую выбрасываю кучу денег на всю эту терапию.
– Вот и нет. Ты просто учишься контролировать то, что поддается контролю.
– Очаровательно. Я – ходячая программа самосовершенствования «Двенадцать шагов», как в Обществе анонимных алкоголиков.
Я проглотила полшарика из мацы, не жуя.
– Так давай же, – сказала Далей, – расскажи мне о вашей беседе. – Она хихикнула, попытавшись втянуть особенно длинную нить лапши.
– Я должна составить список ситуаций, которые делают меня счастливой. Может быть, стоит включить в него хлюпанье лапшой – вдруг это сработает?
– А зачем этот список? – Далей отодвинула тарелку и, подтянув колени к самому носу, свернулась на моем диване в то, что считала «удобной позой».
Повернув голову, я на мгновение уставилась на нее и спросила:
– Почему ты не можешь сидеть как все нормальные люди?
Кажется, суставы Далей гнутся во все стороны. Я никогда не могла понять, как они устроены. Из-за манеры двигаться и длинных тонких конечностей Баран, тот наш тупой сосед по Хэмптонам, прозвал Далей Кузнечиком. Когда Далей перепьет, она всем демонстрирует свои таланты, прижимая колено в мини-юбке к носу.
– Ты тоже можешь стать более гибкой, если будешь растягиваться.
– Ну, гибкостью я и так занимаюсь. Если терапия не сработает, попробую растяжку.
– Так зачем нужен список? – переспросила Далей, на этот раз усевшись на пятки.
– Потому что я не знаю, что, кроме новой влюбленности, может улучшить мое самочувствие. Я ничего другого не знаю, даже приблизительно.
– И что такого особенного в любви, по-твоему?
– Когда я встречаюсь с кем-то, он мне обычно повторяет, что я сексуальная, что я талантливая, и я ему верю, но, оставшись в одиночестве, я не ощущаю себя ни сексуальной, ни талантливой. Я знаю, что все это есть во мне, иначе никто бы этого не замечал. Но сама я ничего такого не вижу. Психотерапевт считает, что я должна научиться любить себя. Несложная, вроде бы, задача, но разве можно просто-напросто проснуться утром и этому научиться? У меня такое ощущение, что любовь к себе должна быть непроизвольной, инстинктивной, как моргание или глотание, а теперь мне надо ее вырабатывать. Это кажется таким натужным! Понимаешь, я знаю, что училась в хорошем университете, что люди считают меня умной, но, в то же время, я этого и не знаю. Я не представляю, как заставить себя это почувствовать.
После переезда в Нью-Йорк из Балтимора, где она училась в колледже, Далей сменила четыре места работы, все – в сфере финансов. Сейчас она подвизалась в качестве аналитика в «Меррилл Линч» и прекрасно зарабатывала, но ненавидела это дело.
– Я всегда жду не дождусь, когда можно прийти к тебе, – сказала Далей. – С тобой я как будто оживаю. Из-за работы я тупею. Она похожа на лекарство, которое подавляет эмоции. Тимми не может понять, почему я всегда такая усталая. Но когда я с тобой, то вспоминаю о себе прежней; о творческих порывах, которые я утратила в борьбе за существование. Хотя бы твои переживания в состоянии меня взволновать, и во мне просыпается надежда.
– Да, а как дела с Тимоти?
Тимоти, новый приятель Далей, был от нее без ума. Он называл ее только данным при рождении именем, Эллисон Риз, и только для того, чтобы однажды она могла сказать: «О, так меня зовут только мама и Тим». Он стремился любой ценой занять важное место в ее жизни. Когда Далей бывала у меня, он следил за временем и каждый час звонил ей по сотовому телефону, выясняя, когда же она наконец освободится. У него, небось, в ушах звенело. У нас-то точно сейчас звенело от телефона Далей.
– Привет, милый... Нет, я же тебе говорила... Ну да, немного задержусь... Мы и половины задуманного не выполнили. Нет, милый, не глупи...
