Она знала, что разозлила его. Будет ли он бить ее опять? Она усмехнулась: мать всегда говорила ей, что язык не доведет ее до добра.
— Если вы так думаете, мадмуазель, пусть так и будет. А пока вы останетесь здесь в качестве заложницы или приманки, неважно, как вы это назовете. Вы не сможете убежать, да и я не буду больше так глуп, как в прошлый раз. Спокойной ночи!
Честити полежала несколько минут без движения, затем заставила себя сесть. В комнате было всего одно окно, если это можно назвать окном. Скорее это походило на узкую щель высоко в стене, и не представлялось никакой возможности вылезти через эту щель наружу.
В желудке у Честити неприятно бурчало, она вспомнила, что последний раз ужинала у себя в комнате сутки назад, перед тем, как отправиться на бал. Этот бал казался ей теперь таким далеким и нереальным, будто проходил он много лет назад. У нее не было теперь возможности даже напиться воды, потому что она разбила кувшин, запустив им в голову Сен-Пьера.
Честити подошла к двери, постучала и сказала как можно громче:
— Мсье, откройте, пожалуйста, дверь.
— Отойдите назад, — последовал грубый окрик.
Честити сделала, как ей велели, отступив к дальней стене. Дверь распахнулась, и в дверях появился Сен-Пьер с пистолетом в руке, направленным прямо на нее.
— Чего изволите, мадмуазель? — спросил он с усмешкой.
— Можно мне чего-нибудь поесть или попить? Я умираю с голоду.
— Пусть умирает с голоду, — проворчал Жан-Жак. Но Сен-Пьер приказал:
— Принеси ей тарелку и стакан вина.
— Я бы хотела воды, — произнесла Честити просящим голосом, такими голосами обычно разговаривали ее сестры, когда хотели чего-нибудь добиться.
— И воды, — добавил Сен-Пьер, не обращая внимания на ворчание слуги.
Наевшись и напившись, Честити легла на койку, отвернулась к стене и начала плакать. Спустя пять минут она села, вытерла слезы, обхватила голову руками и стала ждать, когда пройдет это внезапно нахлынувшее на нее чувство жалости к себе. Она не находила никакого выхода. Самое лучшее для нее сейчас — это заснуть и хорошо выспаться. А завтра она что-нибудь придумает.
Алекс уже ждал два часа и заметил, что тучи начали постепенно рассеиваться. Ясная ночь, пожалуй, сейчас была бы худшим вариантом. Он начал медленно подниматься на холм.
Алекс осмотрел тяжелые железные ворота и дверь рядом с воротами, на которой висел замок. Он заглянул во двор сквозь прутья забора и увидел коляску. Дом был почти полностью погружен в темноту, за исключением одной комнаты, окна которой светились.
Алекс отпрянул назад, когда увидел, что открывается дверь сарая. Карлик Жан-Жак вышел оттуда, тихонько насвистывая что-то себе под нос. Он торопливо пересек двор и скрылся в доме. Все ясно. Честити должна быть здесь!
Он подошел ко рву и скатился по склону на дно. Ров был наполнен водой, но она доходила лишь до колен.
По склонам рва густо росла ежевика и низкие, чахлые деревца. Однако, когда он внимательно пригляделся, то заметил одно дерево, вершина которого доходила до края забора. Он положил ружье на землю, убедился, что пистолеты надежно закреплены на поясе, и начал подниматься по дереву.
Ближе к вершине ветки стали тоньше, и он начал продвигаться очень осторожно, пробуя каждую ветку рукой.
Опять стал накрапывать дождь. Загрохотал гром, засверкала молния. Алекс даже радовался этому обстоятельству. Сен-Пьер и Жан-Жак, по всей вероятности, не осмелятся выйти на улицу в такую погоду.
Алекс сделал движение в сторону более крепкой ветки и, стоя на ней, начал раскачиваться вперед и назад, как на качелях, а затем прыгнул вниз. На его удачу, он упал на кучу выпавшей листвы, так что его падение почти не произвело шума.
Отдышавшись, он стал обследовать двор замка. Алекс зашел в сарай, вытащил пистолеты и зарядил их сухим порохом. Затем направился к дому. Окна были мутными и грязными, и все же он разглядел две фигуры, сидящие за столом. Где же все-таки Честити?
Внезапно дверь распахнулась, и Алекс вдавился в стену дома. Это вышел Жан-Жак, в руке он держал пистолет.
— Все спокойно, — прокричал он. — Ворота опущены, и англичанин, даже если бы очень захотел, вряд ли бы залез сюда.
