Он остановился напротив своего противника. Он смотрел в ясные, невыразительные глаза и пытался вообразить Элен, выходящую замуж за этого человека. В мясистом, гордом лице была слабость. Шарп пытался проникнуться вглубь, прочувствовать этого человека, мастерство которого он должен превзойти. Возможно, думал он, маркиз был рожден для величия, но никогда не чувствовал себя достойным его. Возможно, поэтому он так много молился и держался так надменно.
Маркиз глядел на Шарпа, видя перед собой человека, который, как он верил, оскорбил его жену и пытался преследовать ее. Маркиз дрался не только за Элен, не только за свою честь, но и за честь всей Испании, которая была унижена, обязанная назначить англичанина своим Generalissimo.
Маркиз помнил то, что инквизитор, отец Ача, говорил об этом человеке. Быстрый, но плохо обученный. Шарп попытается убить его, как быка. Он сгибал свою прекрасную шпагу в руках. Странно, однако, подумал он, что инквизитор привез письмо от Элен. Он отогнал эту мысль.
— Вы готовы, монсиньор? — спросил Мендора.
Лицо маркиза еле заметно дрогнуло. Он был готов.
— Майор Шарп?
— Да.
Майор Мендора взмахнул своей шпагой так, что сталь засвистела в воздухе. Инквизитор стоял с доктором около кареты маркиза. Д’Алембор с надеждой посмотрел в сторону ворот кладбища, но там было пусто. Он чувствовал безнадежность всего этого идиотизма, и тут Мендора вызвал противников вперед.
— Ваши шпаги, господа?
Сапоги Шарпа гремели по гравию. Если он окажется в опасном положении, подумал он, можно притвориться, что падаешь, схватить пригоршню камней и швырять их, чтобы ослепить большого человека, который осторожно двигался вперед. Что там говорил Д’Алембор? Он сделает финт направо и атакует влево? Или наоборот?
Он поднял свой большой, прямой палаш, и тот выглядел неказистым против тонкого, полированного клинка, двинувшегося навстречу. Клинки соприкоснулись. Шарп задавался вопросом, чувствуется ли дрожь в руке другого человека, но нет, клинки застыли неподвижно, в то время как Мендора вытянул собственную шпагу, подвел ее снизу под скрещенные клинки, затем резко поднял вверх, разъединив оружие противников, и поединок начался.
Ни один из них не двигался.
Они изучали друг друга, выжидая. Шарпу хотелось закричать, потому что он кричал на поле боя, чтобы напугать врагов, но он чувствовал себя скованным формальными правилами дуэли. Он дрался на дуэли с аристократом и понимал, что должен вести себя так, как этого от него ждут. Это не походило на сражение. Слишком хладнокровно, слишком организованно, и было трудно представить, что в этот теплый вечер человек должен упасть и умереть, заливая своей кровью гравий.
Шпага маркиза медленно опустилась, двинулась вперед, коснулась клинка Шарпа, затем сверкнула в быстром точном движении, и Шарп сделал два шага назад.
Маркиз все еще изучал его. Пока что он просто испытывал Шарпа на скорость. После этого он испытает его мастерство.
Шарп пытался стряхнуть с себя какое-то странное безразличие. Казалось невозможным, что это — реальность, что смерть ждет впереди. Он видел, что маркиз снова шагнул вперед, в его тяжелом шаге не было и намека на скорость, которую Шарп уже видел, и Шарп тоже шагнул и ударил тяжелым палашом, и маркиз отступил.
Солдаты свистели. Они хотели крови, они хотели яростной рубки и чтобы их чемпион стоял над изрубленным трупом противника.
Маркиз попытался оправдать их ожидания. Он ринулся вперед с удивительной скоростью, его лезвие сверкнуло мимо гарды Шарпа, изогнулось под его тяжелым палашом, чтобы уколоть Шарпа в правый бок.
Шарп парировал отчаянно, понимая, что превзойден в скорости, но удача, которой он не заслуживал, была на его стороне: он чувствовал, что кончик шпаги маркиза попал в отверстие для темляка в эфесе его палаша. Там, казалось, острие и застряло, и Шарп развернул палаш, давил им в сторону маркиза, надеясь сломать тонкое лезвие, но, извернувшись, маркиз высвободил клинок, и крики зрителей зазвучали громче. Отчаянное сопротивление Шарпа они ошибочно приняли за сильную атаку.
Солнце било в глаза Шарпа. Плавно, легко, маркиз развернул его.
