А потом, давно известно, что Акбитовы не из той породы, их не тянет на готовенькое. Когда надо — работа горит у них в руках; когда надо — сражаются без страха; и умирают, когда надо, как батыры.
Сказывают древние старики, что Акбитовы ведут свое начало от самого Муратая. А был Муратай батыр отчаянный, еще при жизни прославленный.
Так говорит о нем легенда:
В стародавние времена, когда верховодили на Руси помещики, объявился на Яике Пугачау-батыр[18]. И бросил он клич народу:
— Повешу белую царицу, бедняков наделю и водой и землицей!..
Прослышал об этом Муратай. Собрал он джигитов и впереди своих девяноста конников поскакал на подмогу Пугачау-батыру. Волгу Муратай переплыл, много земель прошел, много помещиков саблей порубал.
Долгие месяцы сражался Муратай и прославился своею храбростью.
Ехал в те времена Пугачау с казаками берегом Волги, заехал в Байтирак. И сказал он:
— Салават-батыр — правая моя рука, Муратай-батыр — левая моя рука. Справа от меня Волга-матушка течет, дорога моя к Москве ведет.
Сказал он так, вскочил на белого коня и повел свое войско на Казань.
Много ли, мало ли дней прошло, много ли, мало ли крови пролилось, только разбили войско Пугачау-батыра. И схватили его продажные души и выдали царским генералам.
Долго еще бродил Муратай по Волге со своими джигитами; в конце концов с уцелевшими пятнадцатью, будто сокол с подбитым крылом, прилетел в Байтирак.
— Был Ямэлькэ[19], батыр был Ямэлькэ, погиб Ямэлькэ! — простонал он. — Не дотянулась его рука до царской шеи; самому отсекли голову...
Жил тогда в тех краях мурза Байгильде. Объявил мурза Байгильде:
— Голова Пугачау-батыра под мечом, правая его рука — на цепи. Кто отрубит его левую руку, тому дарю скакуна да шубу кенгуровую.
Был жесток тот мурза. Заставлял на себя работать и татар, и русских, и чувашей... Не стал Муратай дожидаться, когда словят его. Оседлал скакуна Чал-койрыка, помчался к Байгильде. А усадьба мурзы по ту сторону Волги была.
Переплыл Муратай Волгу, держась за хвост своего скакуна, примчался к ночи в усадьбу.
Вот перемахнул он на коне через высокую ограду, зацепил за карниз аркан с крюком, взобрался наверх в покои мурзы.
Мурза и ахнуть не успел, как смолк навеки.
Сполз по аркану Муратай, сел на коня, вздыбил его. Перепрыгнул скакун ограду, да один, без хозяина: сбил Муратая выстрелом слуга мурзы.
Раз проржал верный Чал-койрык — не вышел хозяин. Второй раз проржал верный Чал-койрык — не вышел хозяин. Проржал Чал-койрык в третий раз и поскакал, закусив удила, в деревню. На зорьке было дело — всех разбудил скакун, растревожил: знать, случилось недоброе с Муратаем. Побежали к околице, видят: лежит, кончается верный конь Муратая. Поднялись тогда люди и пошли по его следам к усадьбе мурзы, и пустили они красного петуха. А тело батыра привезли и похоронили с почестями у двух сосен, на пригорке. И не было предела гневу людскому, и поднялись они опять. И вот произошла у байтиракского леса кровавая сеча царских войск с крестьянами. С той поры и прозвали то место «Яурышкан», что означает «место боя».
Гордился Тимери славным своим предком. А при случае не забывал и себя помянуть:
— Было время, и Тимери скакал на коне, саблей германцам головы рубил.
Был Тимери старший сын у отца и немало потрудился на своего родителя. Но пожить как следует в родительском доме ему не довелось. Подросли младшие братья, и однажды отец его Сайфутдин, всю ночь проругав за что-то Тимери, наутро заявил:
— Птенец — и тот, когда окрепнут крылья, вылетает из гнезда. Пора и тебе свить свое гнездо. Получай родительское благословение...
Отец сел с краю на саке и воздел руки для молитвы. Вслед за ним расселась кто куда и вся семья. Проведя ладонями по лицу, Сайфутдин строго посмотрел на жену, которая, дрожа, стояла у печки. Плакать при муже она не смела...
— Ну-ка, неси!
Старику передали каравай хлеба, и он, шепча молитву, протянул его сыну:
— Возьми, пусть этот хлеб станет основой твоего дома. Благословляю!..
Но когда старик увидел, что уходит Тимери с женой и ребенком из родного дома с одним только караваем хлеба под мышкой, смягчился:
