«Род человеческий» – прекрасно составленная книга с изображениями, полученными от сотен фотографов со всего мира. Это сокровище, в котором отражена вся широта человеческого опыта. Причем не только в фотографиях, но и в сопроводительных надписях.
«Человеческий мир танцует в смехе и слезах» – Кабир.
«Пожимая руки людям из других стран, понимай их мотивы» – Джон Мейсфилд.
«Хлеб-соль ешь, а правду режь» – старая русская поговорка.
«Если я перестану действовать, мир погибнет» – «Бхагавад-гита».
«Со всеми живыми существами и вещами надо вести себя так, словно ты их родственник» – индейский народ группы сиу.
Я перечитывала эту книгу столько раз, что она научила меня любить мир, любить жизнь и понимать себя посредством слова и изображения. Я одновременно рисовала и писала с нее. В тот раз мне захотелось нарисовать фотографию Гомера Пейджа, на которой был изображен чернокожий южноафриканец. Камера поймала момент, когда его мощное, ищущее лицо смотрит прямо в нее. Слова под фотографией гласили: «Кто на моей стороне? Кто?» Книга оставила настолько глубокий след в моей жизни, что я чувствую, что даже мои клетки могут о ней рассказать.
Мне всегда нравилась эта фотография: она говорила со мной. Моим двоюродным дядей был Бранч Рики – человек, которому хватило смелости, смекалки, власти и административного ресурса, чтобы разрешить Джеки Робинсону[2] играть в Высшей лиге. Они оба были моими героями, и я горжусь, что меня ассоциируют с этой историей. Эти два человека олицетворяли те цели и задачи, которые стояли передо мной: стать лидером и сделать что-то для других, осуществить перемены. Эта картина являлась для меня формой уличного искусства. Для меня было важно верно ее изобразить, а также донести с ее помощью правильный посыл.
Я работала масляными красками и рисовала прямо на цементе на краю двора, в относительно темном месте недалеко от съемочной площадки. Стив, должно быть, заметил, как я занимаюсь картиной, так как однажды ночью он объявился, принеся свечку и несколько спичек, чтобы я могла лучше видеть. Той весной, когда работа над фильмом шла полным ходом и я рисовала, Стив частенько приходил и сидел около меня, пока я рисовала. Хотя я терпеть не могла, когда кто-то мешается под ногами в процессе моего творчества, я всегда несказанно радовалась при виде его. Рисование было для меня глубоко личным делом, и я ни разу не брала в руки кисточку, когда рядом находились посторонние. Но так как я не имела ни малейшего представления, как попросить его уйти, и так как он сидел очень тихо, будучи словно в своеобразном трансцендентном состоянии, я разрешала ему присутствовать. Я делала пару мазков – ненавязчивых и непринужденных – и откладывала настоящее рисование на те ночи, когда он не приходил.
* * *
В середине апреля, более чем через месяц после нашей первой встречи, мы со Стивом решили увидеться у него дома, чтобы провести некоторое время вместе: лишь я и он. Он сказал, что его родители на работе и что весь дом будет в нашем распоряжении. Я согласилась, ответив, что было бы прекрасно хотя бы раз провести время друг с другом днем. Так как он заканчивал учебный день в 13.00, а я в 15.30, он нарисовал для меня карту с маршрутом до его дома на Крист-драйв, в полутора милях от школы.
Когда я добралась туда, Стив из окна своей спальни сделал мне знак рукой – заходи. Я помню, что меня слегка покоробило, что он не спустился встретить меня у входной двери. В тот день обошлось без проявления рыцарских манер с его стороны. Я полагаю, он так волновался, что решил вести себя как ни в чем не бывало. Возможно, он даже подстроил, чтобы все выглядело непринужденно. Я вошла в его дом и повернула за угол в его спальню.
Маленькая комната Стива походила практически на барак. Все в ней было организовано довольно просто: одна кровать, окрашенный в темный цвет деревянный шкаф, комод и небольшой письменный стол, стоящий у окна, которое выходило на улицу. Я заметила на его столе пишущую машинку, огромный «Ай-би-эм селектрик» ярко-красного цвета. Я была впечатлена, что Стив владеет такой передовой технологией. Из того времени в моей памяти сохранились его руки в момент использования машинки. У него были красивые, гладкие, интеллигентные руки с длинными элегантными пальцами. Когда он печатал, машинка выдавала набор из отдельных букв с такой шокирующей силой и скоростью, которая отличалась от обычного прикосновения его пальцев. Руки Стива были созданы для технологий. Они являли собой продолжение машинки, естественное и подлинное с самого начала.
