— Боюсь, я ничем не смогу помочь, господин Герон. Это вы совсем не по адресу.
— А если я предложу оплату, которая превысит ваш нынешний доход в полтора раза?
— Но вы не знаете моего дохода. К тому же, помнится, вы были крайне огорчены стоимостью торта, даже обвинили меня в шкурничестве, а теперь готовы на такие финансовые жертвы? Не пойму логики.
— Был огорчен, да, но потом понял свою неправоту. Извинился, между прочим, — подается вперед, и я чувствую его одеколон. Такой сладковатый, чуточку пряный, довольно приятный, я бы сказала, вкусный.
— Нет. Вынуждена отказать. Я живу в мире людей, здесь мой дом, моя работа, моя… — Нет, про дочку ему знать необязательно.
— Ваша дочь, — заканчивает он за меня. Вот жучило! Все узнал.
— Да, — складываю руки на груди, — моя дочь.
— Так, я не против.
— Не против чего, простите?
— Того, что вы вместе с дочкой будете жить и работать у меня. Ну, работать будете вы, не дочь, естественно. Уверяю, условия у меня более чем комфортные.
— Охотно верю, но, господин комиссар, — поднимаюсь, желая поскорее прекратить этот странный и бессмысленный разговор, — нет. Это мое последнее слово. Нужен будет торт, милости прошу, а с этим вопросом не ко мне.
Я, конечно, детей люблю. И с Ленкиной детворой порою тоже сижу, но няней идти — нет уж. Тем более к черту в смежный мир, где я никогда не была. Чур меня, чур.
— Уверены? — резко меняется он в лице.
На все сто.
— Ладно, — поднимается. — Но я не прощаюсь, — и покидает мастерскую.
Господи, как с цепи сорвались. Один помогать рвется, точно Красный Крест, второй в няньки зазывает. Вот оно мне надо было? Мама как-то рассказывала, что черти жутко прилипчивые, и настоятельно советовала избегать с ними тесных контактов. Что ж, она была права. А этот еще и шишка местная — целый комиссар округа. Все, пора домой, пока мой мозг окончательно не вспух.
Адам
Уверена она на сто процентов! За тортиком милости прошу…
В комиссариат возвращаюсь несолоно хлебавши. Как знал, как знал, что разговор приблизительно так и закончится, но думал — соблазнится на деньги. Какой там, бизнес-ведьма, е-мое! Надо искать другой способ. Только, боюсь, законными методами тут не обойтись.
— Господин комиссар, — в кабинет заходит Корсак, — пришел ответ из посольства. Они согласны дать вид на жительство, но требуют личного присутствия госпожи Денисовой или как минимум ее подписи в анкете.
— А разве моей недостаточно?
— Правила изменились. Месяц назад комиссар восточного округа погорел на торговле рабочими визами.
— Ах, да-да… помню. Ладно. Есть какие-нибудь новости по душителю?
— Пока нет, работаем.
Теперь главный вопрос, где взять подпись ведьмы. Хотя… И снова мой путь лежит в Отдел контроля межмировой торговли, на сей раз с официальным запросом, как положено.
Иного выхода у меня нет, Отису нужна забота, а я не могу быть везде и сразу, физически не могу.
Через полчаса гоблин выдает весь пакет документов госпожи Денисовой. Здесь, на мое счастье, есть подписанные ею бланки. Дальше еду к знакомой ведьме, за небольшую плату она частенько помогает мне. В свое время спас Ришу от тюрьмы, она по дурости связалась с некромантом-аферистом, с которым они решили подзаработать на торговле дохлыми кошками, вернее, временно оживленными, выдавали их за уникальную породу. Некроманта отправили за решетку, ведьма же отделалась штрафом.
А Риша хорошо устроилась, купила домик, как и мечтала, близ кладбища. Чудно, чудно, но мрачновато.
Ставлю машину около невысокого заборчика, дальше иду по узенькой тропинке. Гляди ты, садик себе развела, живоглотов с птицеедами насажала.
Вот и она! Как раз ковыряется в клумбе.
— Адам, — поднимается с колен худенькая Риша. Кажется, с годами она становится все бледнее и бледнее, неудивительно, отец некромант все-таки. — Как я рада тебя видеть, — отряхивается от земли, собирает горшки с рассадой. — Как жизнь?
— Ничего.
— О, силы нечистые, что за синие круги под глазами? Работа или сын?
— Все вместе. Ты как?
— Чудесно. Наконец-то нашла себя. Развожу этих красавцев, — и гладит по бутону живоглота, а тот и рад, ластится, извивается. Жуть какая. — Потом продаю. Ты знал, что живоглоты однолюбы? Они невероятно преданные, быстро привыкают к хозяину, поэтому их лучше всего пристраивать слепыми ростками. Эти уже большие, — чешет ему лепестки, — они мои. Ты ведь мой? — достает из баночки опарыша и трясет над зубастой пастью, — мой? Ну-ка, кто у нас проголодался? — а тот аж трясется от нетерпения, слюной капает.
