Черт-те что, или Праздник первого зуба - страница 4

Он вообще верил всем рассказам Ибн-Кошмарыча, но особенно охотно верил историям о подушках. И ему не было никакого дела до того, есть у Ибн-Кошмарыча хвост или нет.

У самого Бамбуля был отличный маленький хвост, который скатывался в мягкие колечки. Бамбуль очень гордился своим хвостом, но даже его он готов был променять на что угодно, лишь бы его детские зубы стали настоящими. А то хоть из норы не выходи.

Папа обернулся, увидел Бамбуля и ойкнул.

— Ой, это ты? — Сделав вдох, Бабадур выпрямил спину и закрутил кренделем хвост, до того лежавший на полу, как верёвочка. — Хорошо, что ты проснулся. — Он высморкался прямо на землю, прокашлялся. — Мне надо срочно в топку, огонь тухнет. Я даже новородкам не успеваю еду приготовить. Ты сможешь дать им по змеиному яйцу?

— А мне? Я-то что буду есть? — спросил Бамбуль, и залихватское колечко на его хвосте расплелось.

Папа закатил глаза, потом два раза стукнул себя по голове, чтобы лучше думать.

— И ты голодным не останешься. Я тут вот нашёл несколько корешков одуванчика, в них должен оставаться сок. Пожуй-ка их, заодно и зубы расшатаешь. Кроме того, на скамейке лежит со вчерашнего праздника копчёная летучая мышь, и крыса вялится, она уж почти готова. Наешься?

— Угу, — без энтузиазма ответил Бамбуль.

Он поковырял летучую мышь, но не соблазнился: белый червячок прополз по поджаренной шкурке и залез в мясо. Крыса тоже пахла неважно. Бамбуль взял корешки и ушёл к себе. Они оказались сладкими и вполне съедобными, хотя малость подгнившими.

Вскоре задохали двоебрюхи, запыхали, как кузнечные мехи, — и вот уже загудело в огнедырах спасённое пламя. Жёлтые отсветы падали даже на Бамбуля, занятого обычным делом, — он сидел и дёргал зубы. Но сколько ни старался, зубы не поддавались. Может быть, они никогда не выпадут? Наверно, что-то с ним не в порядке. Прабабушка Бабура упомянула как-то, что он, наверное, подменыш — дитя человеческое. Она сказала это шёпотом, но Бамбуль услышал, и прабабушкины слова запали ему в душу, растревожили. Всё сходится: и его мелкие коричневые бессменные зубки, позор всего их рода, и то, что он единственный из всех чертей не может спать без подушки. Неужели он и вправду человек? Какой ужас!

Бамбуль потянулся, в плечах хрустнуло и заныло. Он нагнулся — вступило в спину. Голову он мог положить только на одно плечо, назад она не запрокидывалась. Попробовал покрутить головой — свело шею. Но тут задрожал потолок, и в дверях появился Бавван. Он прищурил жёлтый глаз, посмотрел на Бамбуля и спросил грозно:

— Чем ты тут занят, человеческая душонка?

— Ничем, — быстро ответил Бамбуль.

Стоит братцу разнюхать, что у него болит шея, как он тут же вцепится в неё и начнёт крутить, гнуть, тянуть и ломать, пока все косточки не разойдутся или не сдвинутся, так что шея будет хрумкать и болеть ещё несколько недель. Такое уже бывало, и повторять это испытание Бамбуля не тянуло. Тем более, он надеялся, что братец сейчас же пойдёт дальше по своим делам и в худшем случае прихватит корешки одуванчиков. Эх, будь у него подушка! Мягкая, рыхлая, как разваренный желудок ящерицы. Лёг бы он тогда на свою подушечку, повернулся на бок и заснул. Но чего нет, того нет.

А ещё наимудрейший Ибн-Кошмарыч рассказывал на последнем подземном шабаше, что люди доверяют подушкам все свои тайны, что они орошают их слезами и зарываются в них лицом. Чертей, почти всех, трясло от отвращения, они недоверчиво кривили губы и отплёвывались. Один только Бамбуль принял слова Ибн-Кошмарыча на веру. В том, что подушка может быть самым верным, неразлучным другом, его не надо было убеждать.

Слова Ибн-Кошмарыча засели у него в печёнках, и с тех пор Бамбуль не мог думать ни о чём, кроме подушки. Он знал, что, будь у него такая нежная, такая добрая опора для головы, жизнь его сразу бы наладилась. Тогда б он меньше расстраивался из-за зубов, из-за того, что он, похоже, подменыш и что нету него друзей. И он не был бы так чертовски одинок. Он мог бы всё рассказать подушке, пожаловаться ей и поплакаться, и она бы всё поняла. Потому что подушки так устроены.