Обессиленные пацаны уселись на бордюр. У всех троих долго не восстанавливалось дыхание и болело в груди. Костета вырвало желчью.
— Как думаете, он сильно ранен? — вытер губы Костет.
— Не знаю, — потупился Вовка. — Надеюсь, что нет.
— Жопой чую, корейская ведьма приложила к этому кривые свои ручищи! — сказал Жека.
— Я тоже так думаю, — у Костета задвигались желваки. — Падла знала, что мы придем за ней, и подготовилась.
— Как вариант, — к Вовке возвращалось самообладание. — Теперь нам нужно попытаться найти Масякина, кореша Вали, а там поглядим.
— И как ты думаешь его искать, когда мы только что чуть не потеряли друг друга? Город этот вообще дикий. Дома все страшные. И нет никого, — Жека замолк, о чем-то неожиданно вспомнив. — Чувствую себя, как в тот раз, когда мы мелкими гуляли втроем и забрели в какой-то незнакомый двор. Дома, как и везде, — шестнадцатиэтажные, попугайной расцветки, но там они какие-то стремные были, обшарпанные и будто гнилые. Как здесь примерно. И там были ебнутые какие-то пацаны, старше нас. Мелкие, лет по двенадцать, но уже с острыми большими ножами. Тебе, Костет, еще руку порезали легонечко, чтобы показать, что настроены серьезно. И сказали, что если мы еще раз в том дворе появимся, то вообще нас закопают. Вот я себя чувствую, как тогда. До сих пор тот двор обхожу.
— Не было такого, — запротестовал Вовка. — Я бы запомнил.
— Никто мне руку не резал, — проговорил Костет.
— Да вы что, охренели совсем?! — заорал Жека. — Не могло такое привидеться.
— Никто мне руку не резал, — упрямо повторил Костет.
— А вот дай, покажу, шрам, наверное, остался, — потребовал Жека.
— Не буду я во всякой ерунде участвовать, — отвернулся Костет.
— Тогда сами посмотрите! Левая рука, посредине бицухи... Шрам длинный, но не очень заметный. Ты, когда домой пришел, сказал матери, что с забора упал и об гвоздь покарябался. Она поверила.
Костет снял куртку и задрал рукав футболки с портретом довольного жизнью Аршавина. Через бицуху тянулась едва заметная бледная полоска. Такая тонкая, что с высоты поднявшегося от возмущения Жеки видно ее не было, но по изумленным лицам друзей он понял, что есть там эта полоска. Что не приснилось ему.
— Надо же, — задумчиво протянул Костет. — Шрам. Не помню, как он появился. Никогда не замечал его.
— Вот у меня сейчас чувство такое, что нам, как тогда, кровь пустили, — сказал Жека. — Только в этот раз они не Ко-стета выбрали, а Валю. Чтобы мы съябывали подобру-поздорову.
— Пойдем отсюда, — Вовка встал и отряхнул штаны от песка ладонью.
— Куда? — поинтересовался Костет.
— Обратно. К проходной.
— Ты обурел? — подошел к нему Жека, выпятив грудь. — Чтобы мы ушли и Валю этим сукам оставили?
— Дурак ты, Жека, если подумал так, — заглянул ему в глаза Вовка. — Там вещи наши лежат. И сумка Вальтера Михайловича. В ней распечатка, в которой написано, как найти Масякина, кореша евонного.
— Ввяжемся в драку, а там разберемся, — процитировал кого-то Костет.
Опасались, что оставленные сумки кто-нибудь уже тихой сапой потырил, и теперь им точно будет не найти Масякина. Но сумки стояли точно там, где их оставили — на крыльце административного здания.
Распечатка оказалась на месте — в правом переднем кармане сумки Вальтера Михайловича. Всего два листа формата А4. На одном — письмо от Масякина: как добираться, где ждать машину, что сказать на проходной, где получить пропуска, и прочие, оказавшиеся ненужными, указания. Зато на втором — план Мудрова с пунктирной линией, тянущейся от проходной до жилого комплекса 17/Б/82 и сплошной линией, ведущей к бункеру. Оба здания были помечены крестами, как на пиратской карте сокровищ. Рядом сответствующие подписи — «жилой комплекс» и «подземная лаборатория». Названия остальных зданий были нечитабельны — печать мелкая и некачественная.
