— Мне тогда «Знамя» за этот выход дали, ребятам по «Звезде». А вам?
— А что — нам? Обычная работа, только и делов… Еще побегали там пару месяцев — да и назад. Никаких наград нам за это не полагалось.
— Да… бывает… А вот твой вопрос относительно чая, я на всю жизнь запомнил! Для меня тогда это как рубеж какой-то был. Словно, вот там — война, а вот тут — уже мир… Я на нервах был, аж колотило всего. И пить охота и спать — и все сразу! А ты сидишь себе, спокойный такой и спрашиваешь: «Чаю хочешь?»
— Да ты тогда кружку водки высосал — и ни в одном глазу!
— Врешь?
— Как бог свят!
— Охренеть…
Вот этот момент своей жизни я и вспомнил, услышав обращенные ко мне слова генерала…
* * *
— Присаживайтесь, Александр Сергеевич! Как самочувствие?
— Вашими молитвами да трудами медиков — пока в норме все.
— Почему пока?
— Так вы вспомните Мюллера, ну, того, из фильма про Штирлица. Он вовсе сказал: «Хорошо еще, что вообще живу…»
Травников фыркнул.
— Ну и юмор у вас, уважаемый!
— С кем поведешься… Вы тоже — тот еще оптимист!
— Ну, вы и спелись… — покачал головою генерал. — Со стороны глянешь, все — сливай воду, свет туши! Откуда такие настроения? Можно подумать, что эксперимент не удался! Не так уж у нас все и плохо.
— Вы, товарищ генерал-лейтенант, — сказал я, усаживаясь в предложенное кресло и беря в руки чашку с чаем, — когда вот так, издалека, разговор заводите, всегда какая-нибудь задачка вылезает…
— С чего бы это вдруг? Вроде бы у нас с вами таких предпосылок не было еще?
— Народ говорит…
— Уж я некоторым, особо языкастым-то, их языки длинные прищемлю! — постучал Яковлев пальцем по столу. — Ладно… давайте-ка к делу.
Академик поерзал, поудобнее устраиваясь в кресле.
— Прошу! — произнес генерал, ставя передо мною пару сапог. — Ничего знакомого не наблюдаете, Александр Сергеевич?
Так… Сапоги. Совершенно обычные, на первый взгляд. Достаточно новые, хотя и выглядят как-то… старомодно, вот! Наклоняюсь вперед и беру один из них в руки. Хм! Какой-то он… Ага!
— Да, товарищ генерал-лейтенант, знакомая штучка! Только у моего сапога голенище распорото было. Вот тут. А этот целый! Так что — не мой это лапоть, хотя и похож.
— Что, так здорово похож?
— Ну… — переворачиваю сапоги и смотрю на подошву. — Эти вообще новые, даже и не ношенные. Не мои, это совершенно точно! А так — как один мастер делал. Здесь, видите? Петельки сбоку вшиты, чтобы сапог натягивать. Вот эти.
— Вижу. И что в них особенного?
— Пальцы в них просуньте.
Яковлев взял сапог и просунул в петельку палец.
— Вот так?
— Да. А еще один?
— Да, запросто!
— Не тесно?
— Нет. Даже и третий можно постараться пропихнуть. А что здесь такого?
— Вы, Виктор Петрович, давно сапоги наши в последний раз одевали?
— Ну… лет десять… может, и больше уже…
— В петли наших сапог три пальца пропихнуть нереально. И два-то не у всякого влезут! А у вас пальцы явно не как у пианиста, так что и подавно!
— Вот как? — генерал и академик обменялись взглядами.
Травников взял сапог и постарался продеть в петлю три пальца. Это вышло у него вообще без проблем.
— Что-то я мысль не улавливаю, Александр Сергеевич… — пожал он плечами. — Ну, влезли мои три пальца в петельку. Так и четвертый можно туда пристроить… может быть… И что с того?
— Не наш мастер эти сапоги шил. Уж во всяком случае — он их никогда ранее не нашивал. И про эту деталь не знал. Просто рассуждал. Петли есть? Есть. Зачем они нужны? Чтобы сапог быстрее надевать. Значит, надо их пошире сделать, да поглубже, чтобы носящему удобнее было бы их удерживать. Я, когда впервые такие сапожки надел, тоже не сразу это понял. В голове вертелось чего-то, да вот окончательно только сейчас и сложилось…
— А на это вы что скажете? — протянул мне Яковлев тонкую папку. — Почитайте, тут немного…
Так, кто это тут расстарался?
Хаустов? А, так это местный главный эксперт! Основательный дядька и серьезный, этот порожняк гнать не будет.
Ну, посмотрим, чего он тут накопал…
* * *
Через двадцать минут я положил папку на стол. Ничего себе…
— Как я понимаю, товарищ генерал-лейтенант, это нам привет от заклятых «друзей»? Похоже, что их труды оказались не напрасными?
