— Я выхожу из игры, пока хоть что-то выиграл, — сказал я. — Есть желающие на мое место?
Я размял затекшие ноги, отошел в сторонку, уселся, прислонившись к бревну, и посмотрел на небо. Звезды показались мне веселыми и приветливыми.
Воздух был прохладен, свеж и неподвижен. В лагере все стихло. Убаюкивающе пели кузнечики и ночные птицы. В мире царили спокойствие и мир. С трудом верилось, что очень скоро это место превратится в поле боя. Я поерзал, устраиваясь поудобнее, и стал высматривать падающие звездочки, твердо решив насладиться покоем. Не исключено, что больше мне его познать не доведется.
Костер выплюнул искры и затрещал — кто-то все же решил встать и подбросить в него немного дров. Разгорелось пламя, на меня повеяло смолистым сосновым дымком, на сосредоточенных лицах игроков заплясали тени. Одноглазый сидел, сжав губы, потому что проигрывал. Лягушачий рот Гоблина был растянут D улыбке, которую он сам не замечал. Лицо Молчуна оставалось бесстрастным — ведь он Молчун. Ильмо напряженно размышлял и, нахмурившись, прикидывал свои шансы. Физиономия Поддатого была кислее обычного. Мне было приятно увидеть его вновь — я боялся, что он погиб под Лордами.
Небо перечеркнул лишь один крошечный метеор. Я отрешенно закрыл глаза и стал вслушиваться в биение собственного сердца. Твердец идет, Твердец идет, говорило оно, отбивая барабанную дробь, имитирующую поступь приближающихся легионов.
— Тихо сегодня, — заметил Ворон, усаживаясь рядом со мной.
— Затишье перед бурей, — отозвался я. — Какую кашу заваривают для нас великие и могучие?
— Много споров. Капитан, Душелов и тот, новый, дают всем всласть наболтаться. Пусть облегчат душу. Кто выигрывает?
— Гоблин.
— А Одноглазый не сдает втихаря из-под колоды?
— Пока что мы его не застукали на горячем.
— Я все слышал, Ворон, — прорычал Одноглазый. — Когда-нибудь я тебя…
— Знаю, знаю. Раз — и я стану принцем лягушек. Костоправ, ты не поднимался наверх после наступления темноты?
— Нет. А зачем?
— На востоке появилось нечто необычное. Похоже на комету.
У меня екнуло сердце. Я быстро подсчитал в уме.
— Ты, вероятно, прав. Ей уже пора возвращаться.
Я встал, Ворон тоже, и мы вместе зашагали вверх по склону.
Каждое важное событие в саге о Госпоже и ее муже имело предвестника в облике кометы. Бесчисленные пророки мятежников предсказывали, что власть ее падет, когда в небе будет видна комета. Но самые опасные их пророчества говорили о ребенке, который станет реинкарнацией Белой Розы. Круг тратил и до сих пор тратит немало энергии, пытаясь отыскать этого ребенка.
Ворон привел меня на высокое место, откуда были видны звезды, низко восходящие над восточным горизонтом. И точно, по небу перемещалось нечто, напоминающее наконечник стрелы. Я долго смотрел, потом заметил:
— Кажется, острие указывает на Чары.
— Я тоже так думаю. — Ворон немного помолчал. — Я не очень высокого мнения о пророчествах, Костоправ. Слишком уж они смахивают на предрассудки. Но эта комета заставляет меня нервничать.
— Подобные пророчества ты слышал всю свою жизнь. Я удивился бы, если бы они не коснулись твоего воображения.
Он хмыкнул, не удовлетворившись моим ответом.
— Повешенный привез новости с востока. Шепот взяла Ржу.
— Хорошие новости, просто прекрасные, — отозвался я, приправив слова сарказмом.
— Она взяла Ржу и окружила армию Пустяка. У нас появилась возможность вернуть к следующему лету весь восток.
Мы стояли лицом к каньону. Несколько отрядов из авангарда Твердеца уже подошли к началу извилистой дороги, ведущей на перевал. Зовущая Бурю перестала колошматить противника грозой с молниями, чтобы подготовиться к отражению прорыва Твердеца через перевал.
— Получается, что вся ответственность ложится на нас, — прошептал я. — Мы обязаны остановить их здесь, или все обрушится, когда нам нанесут удар через черный ход.
— Может быть. Но даже в случае нашей неудачи не сбрасывай со счетов Госпожу. С ней мятежники еще не сталкивались лицом к лицу. Каждая миля на пути к Башне станет наполнять их все большим страхом. И причиной их поражения станет ужас, если только они не отыщут ребенка, упоминаемого в пророчествах.
