Одного из Взятых. Естественно. Три наших колдуна — самый ценный ресурс Отряда. Их необходимо защищать. Но… Холод прокрался в зал и превратил нас в статуи. Одного из таинственных сподвижников Госпожи… Чтоб здесь, в этом зале, оказался кто-то из этих мрачных лордов? Ну нет…
— Только не Хромой. Его из-за нас вздули.
— А у меня от Меняющего мурашки по телу бегут.
— Крадущийся в Ночи еще хуже.
— Да откуда тебе знать? Ты ж его не видел.
— Мы справимся сами. Капитан, — заявил Одноглазый.
— И родственнички Загребущего слетятся на тебя, словно мухи на лошадиное яблоко.
— Душелов, — предложил Лейтенант. — Все-таки он наш покровитель, более или менее.
Предложение пришлось всем по душе.
— Свяжись с ним, Одноглазый, — велел Капитан. — И приготовься к работе, когда он сюда прибудет.
Одноглазый кивнул и ухмыльнулся. Он был в своей стихии, и в его голове уже зарождались хитроумные и грязные планы.
Вообще-то эту игру по праву следовало бы поручить Молчуну. Но Капитан выбрал Одноглазого, потому что не смог примириться с нежеланием Молчуна говорить, и это Капитана по каким-то причинам пугало.
Молчун не стал протестовать.
Некоторые из наших местных слуг — шпионы. Мы знаем, кто есть кто, благодаря Одноглазому и Гоблину. Одному из слуг, ничего не знавшему про волосы, позволили смыться с фальшивой новостью о том, будто мы собираемся устроить шпионский штаб в вольном городе Розы.
Когда батальоны редеют, поневоле научишься коварству.
Каждый правитель обзаводится врагами. Госпожа не исключение. Сыны Белой Розы повсюду… Если выбирать чью-либо сторону, полагаясь на чувства, то присоединяться следует к мятежникам. Они сражаются за все то, что любой назовет благородными целями: свободу, независимость, правду, права… За все субъективные иллюзии, за все бессмертные слова-символы. А мы — приспешники местного злодея. Мы признаем иллюзии и отрицаем их материальное наполнение.
Не существует самопровозглашенных злодеев, зато самопровозглашенных святых — целые полки и дивизии. А где зло и где добро, в конце концов определяют историки одержавших победу.
Мы отрекаемся от ярлыков. Мы сражаемся за деньги и нечто неопределимое под названием «гордость». Политика, этика и мораль к делу не относятся.
Одноглазый связался с Душеловом. Тот направляется к нам. Гоблин сказал, что прохиндей аж завыл от радости, когда почуял возможность возвыситься за счет Хромого. Взятые грызутся и кусаются хуже невоспитанных детей.
Осаждавшая нас зима сделала короткую передышку. Наши солдаты и местные обитатели Мейстрикта принялись расчищать от снега крепостные дворы. Один из местных исчез. Одноглазый и Молчун, сидя в главном зале, с довольным видом перебрасывались в картишки. Мятежники узнают именно то, что пожелают сообщить им наши колдуны.
— Что там происходит на стене? — спросил я. Ильмо установил на ней блок и полиспаст и теперь выворачивал из кладки один из амбразурных камней. — Что ты собираешься делать с этим блоком?
— У меня новое хобби, Костоправ. Стану ненадолго скульптором.
— Тогда ничего мне не говори. Мне на твои хобби начхать.
— Относись к ним как пожелаешь, дело твое. Кстати, я как раз хотел тебя попросить, чтобы ты отправился за Загребущим вместе с нами. Чтобы потом все правильно записать в Анналы.
— И подпустить там словечко о гениальности Одноглазого?
— Хвали тех, кто этого заслужил, Костоправ.
— Тогда Молчун заслуживает целой главы, верно?
Одноглазый плевался. Рычал. Сыпал проклятиями.
— Сыграть не хочешь? — За столом сидели лишь три игрока, один из них Ворон. Тонк гораздо интереснее, если в него играют четверю или пятеро.
Я выиграл три партии подряд.
— Тебе что, больше заняться нечем? Пошел бы лучше срезал кому-нибудь бородавку, что ли.
— Ты сам пригласил его играть, — заметил один из солдат, которого Одноглазый не просил вмешиваться.
— Ты любишь мух, Масло?
— Мух?
— Если ты не заткнешь свою пасть, я превращу тебя в лягушку.
Его слова не произвели на Масло впечатления.
— Да ты и головастика не сумеешь в лягушку превратить.
Я ехидно фыркнул:
— Ты сам напросился, Одноглазый. Когда сюда намерен прибыть Душелов?
— Когда доберется.
