— Боже мой! Ну и гроза! Совсем как в наших краях у наследников Тимпе.
При звуке последних слов второй всадник невольно придержал коня и уже открыл было рот, чтобы задать вопрос, но какая-то мысль пришла ему в голову, и он промолчал. А подумал он как раз о том, что на запад от Миссисипи нельзя проявлять неосторожность.
Они поехали дальше, разговор продолжился, но был почти односложным, что, впрочем, соответствовало обстоятельствам, в которых он протекал. Так прошло четверть часа, потом ещё столько же. В это время всадники подъехали к месту, где река резко поворачивала в сторону; земляной берег был здесь подмыт. Лошадь блондина не успела вовремя повернуть, угодила на топкий грунт и застряла, к счастью, не очень глубоко; всадник подал коня вверх и в сторону, пришпорил его и в один прыжок снова оказался на твёрдой почве.
— Слава Богу! — воскликнул он. — Я и так уже достаточно вымок под дождём, не хватало мне ещё искупаться. Ещё бы утонул! Совсем как тогда, у наследников Тимпе.
Он отъехал от реки на безопасное расстояние и продолжил путь. Его спутник следовал за ним некоторое время молча, но потом спросил:
— Наследники Тимпе? Что это за имя, сэр?
— Вы разве его не знаете? — прозвучало в ответ.
— Нет.
— Гм! Интересно! Все мои друзья и знакомые знают это имя!
— Вы забываете, что мы впервые увидели друг друга всего лишь час назад.
— Верно! Значит, вы и не можете знать, кто такие наследники Тимпе. Но, возможно, ещё узнаете.
— Возможно?
— Да, если мы пробудем вдвоём ещё какое-то время.
— А если бы мне хотелось узнать сейчас, сэр?
— Сейчас? А почему?
— Потому что меня зовут Тимпе.
— Что? Как? Вас зовут Тимпе? Ваше имя Тимпе?
— Да.
— Изумительно! Я столько лет ищу Тимпе повсюду, в горах и в долинах, на Востоке и на Западе, днём и ночью, в дождь и в жару, и сейчас, когда я уже давно потерял надежду, что найду его, он едет себе в такую погоду рядом со мной и позволяет мне чуть ли не утонуть в этой прекрасной реке, не сказав мне о том, кто он такой.
— Вы меня ищете? — спросил изумлённый спутник. — Но зачем?
— Как это зачем? Зачем же ещё, как не из-за наследства, зачем же ещё.
— Из-за наследства? Гм! А кто вы, собственно говоря, такой, сэр?
— Я тоже Тимпе.
— Тоже Тимпе? И откуда же?
— Я прибыл сюда оттуда.
— Из Германии?
— Конечно! Разве такой Тимпе мог родиться где-нибудь в другом месте?
— Извините, я, например, родился здесь, в Штатах.
— Но ваши родители немцы!
— Мой отец был немцем.
— Так вы, наверное, знаете немецкий язык?
— Да.
— Ну, так говорите же, чёрт побери, по-немецки, раз перед вами тоже немец.
— Спокойнее, сэр! Я ведь не знал, что вы немец.
— Но зато теперь знаете. Я немец, к тому же ещё и Тимпе, и хочу, чтобы немцы говорили между собой по-немецки.
— Откуда вы родом?
— Из Хофа в Баварии.
— Тогда у нас друг с другом нет ничего общего, поскольку я родом из Плауэна в Вогтланде.
— Ого! Ничего общего! Мой отец родом тоже из Плауэна, он оттуда переселился в Хоф.
Темноволосый придержал коня. После сильного удара грома дождь внезапно прекратился и ветер разорвал облака. Между ними показался кусочек лунного неба, и мужчины смогли увидеть лица друг друга.
— Переселился из Плаузна в Хоф? Тогда не только возможно, но и очень даже вероятно, что мы родственники. Кем был ваш отец?
— Оружейным мастером. И я тоже стал оружейником.
— Сходится, сходится. Вот уж неожиданная встреча. Но не будем задерживаться здесь, гроза может возобновиться, а нам предстоит проехать ещё трудный участок пути по долине, давайте же воспользуемся сносной погодой.
И они продолжили свой путь. Долина стала вскоре такой узкой, что почти не оставалось места между рекой и вертикально поднимающейся с этой стороны стеной скал. К тому же всё это пространство было покрыто такими густыми зарослями, что лошади были вынуждены через них время от времени просто-напросто продираться. Если бы гроза не отдалилась и по-прежнему царил бы такой же мрак, как перед этим, то было бы и вовсе невозможно продвигаться вперёд.
Им пришлось преодолеть изрядное расстояние, пока долина не стала немного шире. Но после получасовой езды она вновь перешла в очень узкий яр, впрочем, не очень длинный, закончившийся выходом на открытое пространство. Это место и называлось Фирвуд-Кемп, поскольку рос здесь только высокий — до самого неба — хвойный лес.
