И тут Шерлок понял.
— А Амиус ревнует меня к Руфусу Стоуну, потому что тоже думает, что Руфус относится ко мне как отец? — Эта мысль была такой значительной, такой важной, что на мгновение ошеломила его. — Но это же глупо!
— Почему?
— Потому что Руфус мне не как отец. Скорее как старший брат, или молодой дядюшка, или еще кто-то в этом роде. К тому же то, что я учусь играть на скрипке у Руфуса, вовсе не значит, что я меньше ценю уроки твоего отца. Это совершенно разные вещи. Это… нелогично!
Вирджиния пристально посмотрела на него и покачала головой:
— Чувства вообще нелогичны, Шерлок. Они не подчиняются правилам.
— Поэтому я и не люблю чувства, — с вызовом сказал он. — От них только помехи и вред.
Слова юноши, вылетая изо рта, словно бы превращались в тяжелые камни и с глухим стуком падали между ними.
— Все-таки есть и стоящие чувства, — тихо сказала Вирджиния и отвернулась. А потом наклонилась, чтобы взять ведро. — По крайней мере, я так считаю, даже если ты не согласен.
И она ушла прочь, направляясь к заднему крыльцу. Шерлок смотрел вслед, пока она не скрылась за углом. Он чувствовал, будто сейчас произошло что-то важное, но не мог понять что именно.
Некоторое время спустя он зашагал к своей лошади. Он даже не сказал Вирджинии, что назвал кобылу Филадельфией, и его это огорчало. Даже если он и плохо разбирается в чувствах, то не настолько уж плохо, чтобы не понимать: сейчас не время возвращаться и рассказывать об этом.
Шерлок направился в поместье, продолжая размышлять об Амиусе Кроу, Вирджинии, Руфусе Стоуне и собственном отце. Ему не нравились выводы, которые он делал. Они были слишком сложными, взрослыми и нелогичными. Слишком эмоциональными.
Вернувшись, он разыскал дядю Шеринфорда и рассказал ему о письме Майкрофта. Это не было прямой просьбой отпустить его в Лондон, и в то же время Шерлок не дал понять Шерринфорду, что собирается поехать независимо от его мнения. На самом деле ему удалось создать у дяди впечатление, будто решение принято сообща. К счастью, тот как раз работал над текстом проповеди, которые продавал священникам по всей стране по несколько шиллингов за экземпляр, и был лишь рад одобрить намерения Шерлока, тем более что они совпадали с пожеланиями Майкрофта.
Когда Шерлок проснулся следующим утром, солнце только осветило верхушки деревьев, а на небе не было ни облачка. При свете дня все ночные тревоги казались несущественными. Шерлок быстро оделся и, наспех позавтракав овсянкой и тостами, поинтересовался, смогут ли его подвести до станции на повозке. Это было лучше, чем привязать лошадь у станции и оставить ее там на несколько часов, пока он будет ехать до Лондона и обратно.
Амиус Кроу ждал его на платформе, очень внушительный, почти величественный в своем белом костюме и белой шляпе. Он кивнул Шерлоку.
— Думаю, мы вчера коснулись не очень удачной темы, — пробасил он. — Прости, если я был слишком груб или несправедлив к тебе.
— Все в порядке, — заверил его Шерлок. — Если вы во что-то верите, надо высказывать свои взгляды. Иначе это будет лицемерием.
Кроу прокашлялся.
— Мама Джинни любила оперу, — тихо сказал он. — Особенно одного немецкого композитора по фамилии Вагнер. С тех пор как она умерла, я не могу слушать ни звуки оркестра, ни пение.
— Понимаю, — тихо ответил Шерлок.
— Тогда ты мудрее меня.
К счастью, поезд прибыл раньше, чем разговор успел принять неловкий оборот.
В купе они были одни. Сиденья оказались удобными и мягкими. Дым паровоза низкими облачками тянулся мимо окна, и в просветах Шерлок мог видеть проплывающий мимо сельский пейзаж.
Кондуктор проверил билеты сразу после Уокинга. Как только он вышел, захлопнув за собой дверь, Кроу спросил:
— Что ты можешь сказать об этом человеке?
Зная Кроу, Шерлок ожидал подобного вопроса.
— Его ботинки тщательно начищены, — ответил он, — а рубашка отглажена. Или у него есть прислуга, или он женат. Но так как я не думаю, что простой кондуктор может позволить себе прислугу, которая гладила бы ему рубашки, то вероятнее предположить, что он женат.
— Неплохо для начала, — проворчал Кроу.
— Жена старше его, — высказал свою версию Шерлок.
