Она всхлипнула.
— Я чуть не приняла его за одного из нас. Прекрасен и могуч, как великий бог, и жесток, как один из самых чудовищных бессмертных. Почему он так жесток? Почему даже не пытался поговорить, а сразу напал на меня?
— Это ты меня спрашиваешь? — Вита тяжело подалась вперед, впившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла. Ей было нехорошо. Не признайся Айанур, что ждет дитя, рука точно потянулась бы к мечу. — Ты дважды крала моих детей, а теперь просишь у меня разъяснений? А ты, ты пыталась с ним поговорить, перед тем как избавилась от четырехлетнего ребенка? Что ты с ним сделала? Поиграла и выбросила наскучившую куклу на помойку? Кто бы говорил о жестокости! Тебе крупно повезло, Айанур, что он отрезал тебе только руки, а не башку. Ведь это ты сделала из него чудовище!
Она подхватила сумку, шагнула к двери и бросила напоследок:
— Ты еще узнаешь, что значит быть матерью!
Миленион в ярости топнула ногой.
— Валента!
Ее раздражение выплескивалось почти зримыми, бурлящими волнами. Проклятая Катрина стараниями ее собственного посвященного вне досягаемости, до Хешшвитала тоже не добраться, а тут еще разыскивай эту пакостную Валенту по всему замку!
Валента никогда не была любимой посвященной Миленион — слишком тесные узы связывали ее с проклятой Виталией. Пребывая в бестелесном состоянии, Миленион избрала ее для посвящения главным образом потому, что хотела досадить Вите. Но Валента не оправдала ее надежд. Миленион так и не удалось настроить посвященную против сестры, да что там — не удалось даже привить ей надлежащую почтительность! Мерзавка выкачивала ее силу, почти ничего не отдавая взамен. Что и говорить, одна порода с Виталией.
Долгое время Валента была единственной опорой богини, и той волей-неволей приходилось мириться с ее грубостью и упрямством. Но с тех пор как у Миленион появился этот милый мальчик, такое отличное сырье, из которого можно вылепить что угодно, умело манипулируя его чувствами, она забросила свою колдунью. Валенту невнимание бессмертной вполне устраивало, и до сего дня они мирно и отдельно существовали в разных частях пространства.
Однако теперь ее новая опора, казавшаяся такой надежной, зашаталась, и Миленион была полна решимости закрепить выскочивший шуруп. Не для того она его пестовала и направляла, чтобы он вдруг сделался богом, перестав тем самым быть ее посвященным, и подмял ее под себя. Она этого не допустит.
— Валента-а!!! — проорала она в очередной раз и закашлялась.
В коридоре зашуршали шаги. Валента вплыла неторопливо, сиреневый махровый халат колыхался на ее полных телесах, румяное лицо под чалмой из ярко-желтого полотенца дышало безмятежностью.
— Чего ж ты так не вовремя, блин? — сказала она вроде бы приветливо. — Я в ванной была.
Миленион заскрежетала зубами.
— Кушай пироги. — Валента приподняла крышку с керамического блюда кошмарной фиолетово-оранжевой расцветки, стоящего на столе. — Зачем пожаловала?
— Позаботиться о тебе решила, идиотка! — Миленион не сдержалась и так хрястнула крышкой обратно по блюду, что оба предмета раскололись. — Ты тут ванну, стало быть, принимаешь, а там твоего драгоценного племянничка угробить хотят!
— Да ну? — присвистнула Валента, оставшись равнодушной к судьбе блюда и крышки. — Хотеть, знаешь ли, мало: мой племянник все же бессмертный.
Валента никогда не изумлялась своему родству с богом и тем паче не кичилась им. Роман сестры с бессмертным и рождение у них бессмертного ребенка она приняла как должное. Что поделать, родственников не выбирают, уж какие есть.
— На сей счет не волнуйся. — Богиня растянула алые губы в недоброй усмешке. — Тот, кто замыслил убийство, к делу подходит серьезно. У него неплохие шансы на успех.
— Да ну? — повторила Валента уже не столь легкомысленно. — И кто же собрался прихлопнуть Витальку?
— Мой второй посвященный, деточка. Хешшкор Миленион.
— А на фига ему это надо? — недоверчиво сощурилась колдунья. — Небось, ты сама его и науськала.
— Я? — Богиня изобразила праведное возмущение. — При чем тут я? Это полностью его инициатива. Мальчик хочет отобрать у него бессмертие. Очень, очень амбициозный мальчик, и такой способный… Сама понимаешь, я его останавливать не стану — даром не надо. Но, памятуя твою глупую привязанность к семье, предупреждаю. Цени.
