ГЛАВА XLVIII
Фермер Сарэгуд и его внук Вилли
На торгах меня, разумеется, поставили вместе со старыми, надорвавшимися лошадьми — увечными, запаленными, дряхлыми. Некоторых было бы, ей-Богу, милосерднее пристрелить.
Многие продавцы и покупатели выглядели не лучше несчастных животных. Были среди них бедные старики, пытавшиеся за несколько фунтов приобрести лошадь или пони, способного таскать небольшую тележку с дровами или углем. Были бедняки, мечтавшие получить хоть два-три фунта за выдохшееся животное, ибо необходимость пристрелить его нанесла бы хозяину больший урон. Некоторые выглядели так, словно нищета и тяжкая работа загубили их; но были и такие, для которых я с радостью потрудился бы, сколько позволил бы остаток сил: бедные и жалкие на вид, но добрые и человечные. Их голоса внушали доверие.
Один старичок с семенящей походкой и я сразу же понравились друг другу, но я оказался недостаточно силен. Мне было очень тревожно.
И вот из той части ярмарки, где продавались лошади получше, к нам приблизился человек, похожий на добропорядочного фермера. С ним рядом шел маленький мальчик. У мужчины была широкая спина, сутулые плечи и доброе румяное лицо; на голове — шляпа с широкими полями. Подойдя ко мне и моим товарищам по несчастью, он остановился и оглядел нас с глубоким состраданием. Я увидел, что взгляд его остановился на мне; у меня все еще была красивая грива и хвост, придававшие мне сносный вид. Я поднял уши и посмотрел прямо на него.
— Вот этот конь, Вилли, знавал лучшие времена, — сказал фермер.
— Бедняга, — вздохнул мальчик. — Дедушка, как ты думаешь, он был когданибудь лошадью для выездов?
— О да, мой мальчик, — ответил старик, подходя ко мне ближе, — в молодости он мог быть кем угодно. Посмотри на его ноздри и уши, на лопатки и форму шеи. Это очень породистый конь.
Он вынул руку из кармана и ласково потрепал меня по шее. В ответ я потянулся к нему носом. Малыш погладил меня по морде.
— Бедняжка! Посмотри, дедушка, как он отзывается на ласку. Ты не можешь купить его и снова сделать молодым, как Божью Коровку?
— Дорогой мой малыш, я не могу омолодить всех старых лошадей. К тому же Божья Коровка была не столько стара, сколько изнурена работой и плохим обращением.
— Знаешь, дедушка, я думаю, этот конь тоже не старый. Посмотри на его хвост и гриву. Проверь его зубы — сам убедишься. Хоть он и тощий, у него глаза не потухшие, как у других лошадей.
Старик рассмеялся:
— Дай тебе Бог счастья, малыш! Ты будешь таким же лошадником, как твой дед.
— Ну посмотри же его зубы, дедушка. И спроси, сколько он стоит. Я уверен, что он помолодеет, если попасется на лугу.
Теперь свое слово вставил и мой продавец:
— Ваша милость, молодой джентльмен — настоящий знаток. Дело в том, что конягу просто заездили извозчики, он не старый, я сам слыхал, как дохтур говорил, что ему надо месяцев шесть на воле, в лугах пожить — он опять станет как огурчик. Я ходил за ним последние десять дней и доложу вам, что более благодарной и ласковой скотины в жизни не видывал. Господа не пожалеют, если заплатят за него пять фунтов, зато помогут доброй скотинке. Разрази меня гром, коли будущей весной вы не возьмете за него двадцать.
Старик засмеялся, а мальчик нетерпеливо посмотрел на него:
— Ой, дедушка, когда продали того жеребенка за пять фунтов, ты ведь сам сказал, что это больше, чем ты ожидал. Ну не обеднеем же мы, если купим этого коня!
Фермер медленно ощупал мои ноги, сильно опухшие и выкрученные в суставах, затем проверил зубы.
— Лет тринадцать-четырнадцать, — сказал он. — Ну-ка, пусть пробежится.
Я выгнул свою бедную тонкую шею, приподнял хвост и постарался как можно дальше выбрасывать вперед одеревеневшие ноги.
— Ну, какая ваша последняя цена? — спросил фермер, когда я остановился.
— Пять фунтов, сэр. Больше хозяин снижать не велел.
— Грабеж! — покачал головой фермер, одновременно, однако, доставая кошелек. — Чистый грабеж! У вас здесь есть еще дела? — спросил он, отсчитывая деньги в руку конюху.
