Высадив на берег экипаж обоих кораблей, чтобы не возиться с пленными, и устранив повреждения на мачтах, эскадра к концу дня снова двинулась в путь и взяла курс на Ямайку.
Обогнав миль на пять остальные корабли, «Молниеносный» вновь пошел впереди всех, поскольку, как мы уже говорили, ему было поручено вести эскадру к Маракайбо.
Черному Корсару не терпелось поскорее разведать путь, ибо он опасался, что какой-нибудь из испанских кораблей заметит, куда направляется его мощная эскадра, и уведомит губернатора Маракайбо или адмирала Толедо.
Потому он почти не покидал капитанского мостика, где спал ночью на бамбуковом лежаке, завернувшись в плащ.
Через три дня после захвата двух вражеских шхун «Молниеносный» обнаружил у берегов Ямайки тот самый линейный корабль, что совсем недавно ему пришлось брать на абордаж неподалеку от Маракайбо, оставленный из-за урагана у берегов этого острова.
Он по-прежнему шел без грот-мачты, но моряки укрепили переднюю и заднюю мачты и, поставив запасные паруса, обнаруженные на борту, спешили добраться до Тортуги, дабы не угодить в лапы испанцам.
Расспросив о здоровье раненых, оставленных на испанской шхуне, Черный Корсар взял курс на юг, торопясь поскорее добраться до Маракайбо.
Переход через Карибское море обошелся без происшествий: на всем пути море оставалось спокойным, и в ночь на четырнадцатый день с момента выхода эскадры с Тортуги Корсар заметил мыс Парагуана, обозначенный небольшим маяком, предупреждавшим мореплавателей о входе в малый залив.
– Наконец-то!.. – воскликнул флибустьер. – Завтра убийца моих братьев получит по заслугам… – Подозвав Моргана, поднявшегося на палубу, чтобы на четверть часа сменить командира, он распорядился: – Вся эскадра пройдет к озеру, а завтра, на рассвете, нагрянем внезапно на Маракайбо.
– Сойдем на берег?
– Да, вместе с буканьерами Олоне. Во время обстрела бастионов с моря мы нападем на них с суши, дабы помешать губернатору укрыться в Гибралтаре. Приготовьте к утру шлюпки для высадки на берег и поставьте на них мортиры.
– Хорошо, сеньор.
– Я сейчас вернусь, – добавил Корсар, – пойду надену боевые доспехи.
Оставив мостик, он спустился в кают-компанию, направляясь к себе в каюту.
Открывая дверь, Корсар вдруг почувствовал, что в салоне пахнет тонкими, хорошо знакомыми духами.
– Странно!.. – удивился он. – Не будь я уверен, что фламандка осталась на Тортуге, я поклялся бы, что она где-то здесь.
Он огляделся, но никого не увидел. Вдруг ему показалось, что в углу, рядом с широким окном, выходившим на море, белеет чья-то фигура.
Корсар никогда не терял присутствия духа, но, подобно людям своего века, был немного суеверен и при виде фигуры, застывшей в углу, почувствовал, что на лбу у него выступают капли холодного пота.
– Неужели это тень Красного Корсара? – прошептал он, отступая в сторону. – Неужели он хочет напомнить мне о клятве, принесенной здесь?.. Видно, душе его неспокойно на дне моря, где покоится его тело…
Но тут же, устыдившись своего страха, этот отважный и гордый человек выхватил из-за пояса кинжал и двинулся навстречу тени.
– Кто это? – спросил он. – Отвечайте, или будет плохо.
– Это я, кабальеро, – ответил нежный голос, от которого у Корсара дрогнуло сердце.
– Вы! – вскричал он изумленно и радостно. – Вы, сеньорита?.. Здесь, на корабле, но разве вы не на Тортуге? Сон это или явь?
– Это действительно я, – ответила молодая фламандка.
Отбросив кинжал, Корсар устремился к девушке. Он простер к ней руки и припал губами к кружевам ее платья.
– Вы здесь!.. – повторил он в волнении. – Но как вы здесь оказались?..
– Я не решаюсь сказать, – ответила смущенно девушка.
– Нет, говорите все, сеньорита.
– Я хотела быть с вами.
– Значит, вы меня любите? Скажите, это правда, сеньорита?..
– Да, – прошептала она едва слышно.
– Благодарю вас… Теперь я спокойно смогу смотреть в лицо смерти.
Вынув огниво и трут, он высек огонь, зажег свечу, но задвинул ее подальше в угол, чтобы свет не падал на море.
Молодая фламандка не отходила от окна. Закутавшись в белую кружевную шаль, она прижимала руки к груди, словно стараясь удержать сердце, стремившееся выскочить наружу. Склонив милую головку на плечо, она не сводила огромных блестящих глаз с Корсара, казалось позабывшего о своей вечной печали, ибо счастливая улыбка не сходила с его лица.
