Прислушался и, озадаченный тишиной, метнулся через коридор к противоположной стене. «Не может быть... Наверху никто не топал... — прижался ухом к двери рядом с собой, — здесь тоже тихо. — Не может быть». Всадил очередь, ударом ноги распахнул дверь и ворвался в комнату.
В комнате никого не было. На столе — раскиданы фотографии, какие-то склянки. На стене — барометр, справа, на стеллаже — рулоны карт. «Синоптики», — догадался Байда. Бросился назад.
«Затаились, гады. Это худшее, что могло быть. Зато выходит, что их немного...»
Следующая дверь. Очередь. Дым, щепки, темнота, грохот алюминиевых мисок, едва уловимый запах хлеба. Сухого, чёрствого, солдатского, но чужого. Он скорее угадывался, этот аромат хлеба, сквозь пороховую гарь: «Хлеб, он и у них хлеб...»
И здесь пусто... Хотел выйти, но чуткое ухо уловило в конце коридора скрип кого-то тяжёлого, заставивший прижаться спиной к внутренней стене. «Стой, где стоял. Там кто-то притаился за углом... В конце коридора обязательно должен быть угол...» Он не успел додумать эту мысль, как рядом ударила густая очередь. Пули с треском впивались в дерево, с визгом рикошетили в узкий коридорный проход. Байда услышал топот по крайней мере ещё двух немцев, спешивших на помощь своему камраду. — «Они по диагонали от меня, — пытался по звуку определить их позицию Байда. — Сейчас гранату кинут и... капец. Надо выбираться отсюда. Куда? Они втроём так коридор нафаршируют... Надо под их стену перебраться, тогда ещё повоюем...»
«Хотя бы небольшой разгон! С ходу выбить противоположную дверь». В том, что она замкнута, он не сомневался. Дверь была прямо напротив, за каких-то три метра.
Сгруппировавшееся тело мелькнуло в воздухе, упругим вихрем пересекло неширокое пространство коридора... Обеими ногами — в замочную скважину!..
Удар был страшен. Язычок замка вырвало из гнезда вместе со скобой. Дверь затрещала и распахнулась. Однако преграда частично погасила инерцию прыжка, и Байда упал на пороге, по пояс высунувшись из комнаты. Он успел дать короткую очередь вдоль стены и откатился внутрь комнаты. «А они проспали мой бросок, проспали, салаги... Сейчас гранатой...»
Каким-то шестым чувством Байда почуял опасность, внезапно возникшую за спиной. Он резко отпрянул в сторону, одновременно перекатившись на спину. Вспышка на конце ствола, нацеленного почти в его лицо, резанула по глазам. Пули ударили в пол там, где только что была его голова. Коротким взмахом ноги Байда подсёк тёмную, почти чёрную после яркой вспышки фигуру. Немец свалился навзничь.
Тогда Байда резко взмахнул правой рукой и коротко и жёстко, будто топором, ударил немца ребром ладони в переносицу. Этот удар вызывал шок и надолго отключал сознание.
Немцы почему-то замешкались. Это было непонятно. До Байды долетел глухой шум какой-то заварухи, и он понял, что именно сейчас пришло его время, время встречного удара. Снова бросил тело из укрытия под стену напротив, расстреляв в прыжке здоровяка, одетого в серый свитер с растянутым воротом. Автомат казался игрушкой в его красных ручищах. Двое других только-только успели выбраться из-под лежащего на полу чьего-то истерзанного, в грязной бахроме бинтов, тела. Они не успели переключить внимание на Байду, и он не пожалел патронов. Один из них пробежал по инерции ещё пять метров, прежде чем грохнулся лицом об пол.
Наступила тишина. Сквозь сумрак и пороховую гарь, заполнившую коридор, Байда силился разглядеть того, кто своим внезапным вмешательством застопорил наступательный порыв фашистов и тем спас его.
Снова прислушался. Потом медленно и осторожно встал. Не отрывая глаз от противоположного конца коридора, проверил пульс у обоих немцев, убедился, что они ему уже не опасны, и только после этого кинулся к распластанному телу, лежавшему у приоткрытой двери с надписью «Амбуланц». Ещё не добежав до тела, буквально измочаленного в схватке, Байда узнал в нём Щербаня.
Его лицо было разбито, а сам он, весь в окровавленных бинтах, был похож на выпотрошенную куклу.
— Как же ты здесь оказался, родной? — спросил себя Байда, не в силах оторвать глаз от тела товарища. Снял шапку и на секунду замер у стены... Кто тебя так? Он оттащил тело Щербаня в угол. Спасибо, что выручил, Гриша, за всё. Прости... И прощай. Мужская у нас работа, и ты выполнил её достойно. А теперь... Не осталось у тебя уже больше дел на земле... Мы тут за тебя. Спи...»