Тетушка Марьяк чуть свет собрала все эти подробности и, не успев даже разобраться в них сама, принялась сообщать их хозяину за завтраком, как вдруг слуга, принесший барину свежей воды, доложил, что в передней дожидается господина вице-губернатора госпожа Бибок.
— С кем она? — удивленно спросил вице-губернатор.
— Одна.
— Пусть войдет.
Вошла госпожа Бибок. Но теперь ее было не узнать — совсем другая женщина: нарядно одетая, шуршавшая множеством накрахмаленных юбок, в темно-синем ментике с филигранной серебряной застежкой на груди и воротником из медвежьего меха. Голову госпожи Бибок украшал рогатый чепец с вышитыми подвесками около ушей. Одним словом, от вчерашнего надломленного горем несчастного создания не осталось и следа; она держалась прямо, ступала упругой походкой, молодо поскрипывая сафьяновыми сапожками и плавно покачивая бедрами; скромное личико, еще вчера скрывавшееся под огромной шалью, горело румянцем ("Черт побери, — подумал Гёргей, — уже не накрасилась ли она?"), а в глазах, вместо выражения печали и скорби, светилась какая-то задумчивая мечтательность.
— Что хорошего скажете, сударыня? — приветливо спросил вице-губернатор, украдкой разглядывая гостью и находя, что она ничуть не похожа на ту страдалицу, какой он видел ее вчера.
— Ой, ничего хорошего, ваше превосходительство, ничего хорошего. Пропала я, вконец погибаю!
— Ну, что вы! Наоборот, вы воспрянули духом. Со вчерашнего дня, но крайней мере, на десять лет помолодели.
— Это только так кажется. Наверное, потому, что лицо у меня от гнева пылает, — нервно отвечала женщина, кусая прижатый к губам кружевной платочек, словно горячий конь — удила.
— На кого же вы так разгневаны?
— На всех! На бога, на людей, на самое себя и даже на вас, ваше превосходительство.
На вице-губернатора чуть ли не кокетливо смотрели голубые, беспокойные глаза умной женщины, близкой к истерике, озаряя ее слегка скуластое и тем не менее миловидное, привлекательное лицо.
— Не понимаю… о чем вы? — пробормотал в замешательстве вице-губернатор, удивленный ее странным взглядом и смелыми словами, неожиданными в устах этой вчера еще безутешно плакавшей мадонны.
— Обокрали меня, обманули, лишили меня счастья, мужа лишили… Вот я и пришла вам сказать: не бывать этому! — В голосе женщины звучала жгучая обида, протест и с трудом сдерживаемая страсть.
Гёргей покачал головой.
— Ай-яй-яй, сударыня! Чего вы только не наговорили! Ведь вы же сами умоляли меня вчера спасти вас от мужа? Я имею в виду Жигмонда Бибока.
— Откуда же мне было знать, что этот бессердечный пес в первый же вечер выкажет свое нутро? Что на мой позор он спутается с Эстер Валлаи? Вы же сами знаете ее, ваше превосходительство. Хороша вдовица! Нет в ней ни капельки стыда. Если бы вы только видели, ваше превосходительство, как она увивалась вокруг Жиги, как льнула к нему! Вытаращила на него свои совиные глаза, а я на все это смотри и не смей оттаскать ее за волосы. Но ведь если хорошенько приглядеться, у нее тоже не одну седую прядь найдешь…
Госпожа Бибок заскрежетала зубами и принялась яростно дергать обеими руками, словно вырывала волосы из косы своей соперницы.
— Нет, я больше не могу так. Лопнуть готова от злости!
— Странные существа вы, женщины! Вчера, когда вы считали Жигмонда Бибока верным супругом, он был вам не нужен? А стоило ему приударить за другой, и он вам тотчас же понадобился! Вот и разберись тут с вами!
Но госпожа Бибок в знак возражения так решительно замотала головой, что зазвенели, забренчали все медные побрякушки на ее чепце.
— Уже и вчера, поверьте мне, ваше превосходительство, до краев была полна моя чаша горечью. Только этой последней капельки и не хватало, чтобы она пролилась. Не могу я жить, будто батрачка, в маленьком домишке, без собственной земли. Да я вчера больше слез пролила, чем святая Магдалина у гроба господня! Кончилась моя радость, как только мне сказали, какие в договоре условия. Улетела радость, словно птица вспугнутая!
Гёргей пожал плечами.
— Тут уж я ничего не могу поделать.
— Ваше превосходительство, вы все можете, ведь ваша власть превыше всего.
