— О, боже! Смилуйтесь, не оставляйте нас так, посреди дороги, — пожалейте старика и больного ребенка! Не отнимайте лошадей, сынок! Лучше уж убейте. Ведь и вы же люди, и вас носила мать под своим сердцем.
— Не болтай! Говорить ты, видно, мастер! Не твое дело, кто нас носил под сердцем, — нам важно, чтобы эти две клячи пронесли нас на своей спине: за нами гонятся жандармы, — отвечал разбойник, — тот, что был пониже ростом. — Он вскочил на пристяжную, его сообщник — на коренника, и, не слушая причитаний и угроз Кенделя, они ускакали вниз по лесистому склону горы.
Кендель кипел от гнева и обиды, ругался, рвал на голове волосы, а затем, спрыгнув с тележки, попытался сдвинуть с места большущий камень, чтобы пустить его вниз по склону и убить им хотя бы одного из бандитов. Но камень и не подумал пошевелиться, и старик мог только беспомощно скрежетать зубами.
Розалия, видя, что нападавшие умчались, осмелела, страх уступил место любопытству:
— Дяденька, это кто был? Разбойники?
— Конечно, разбойники, чтоб им ворон глаза выклевал!
— Настоящие разбойники?
— Еще какие! Наверное, из шайки знаменитого Шафраника. Ай-ай!
— Но ведь они же не убили нас!
— Неважно. Они угнали наших лошадей.
— Чтобы убить их?
— Какое мне дело, на что им мои кони! — сердито отвечал старик на столь наивный вопрос. — Плохо, что они их угнали… Как нам теперь быть?
Действительно, было не очень-то приятно очутиться в лесной глуши, в десятке верст от ближайших селений, когда солнце вот-вот скроется за лесом. Господин Кендель беспокойно посмотрел на восток, на запад. В лесу царила торжественная тишина. Даже топота угнанных лошадей не было больше слышно. В небе плыла, надвигалась черная туча, грохотали раскаты грома, и уже молнии чертили свои мгновенные огненные зигзаги. Собиралась гроза.
— Все, все против нас! — ворчал Кендель. — Даже бог и тот…
— Может быть, помолимся ему? — спросила девочка, молитвенно складывая ручки. Вместо ответа Кендель сам впрягся в тележку, но не в силах был сдвинуть ее с места.
— Нет, не могу. Стар уж я для такой работы, — вздохнул он сдаваясь.
— Ну, тогда пойдемте пешком? — предложила Розалия.
Я люблю ходить пешком.
— Нельзя! — прохрипел Кендель. — В тележке лежат мои золотые и серебряные коровки и те контракты, что я заключил по дороге. Экая досада! На бумаге у меня чуть ли не тысяча волов, а на деле ни одного годовалого бычка, который мог бы тащить тележку. Нет, нет, то, что лежит в сундучке, я не могу, ни унести на себе, ни здесь оставить! Одна надежда, что за разбойниками и в самом деле гонятся жандармы. Не зря же они, ускакали, даже и не подумав заглянуть в мой сундучок. Давай лучше подождем немножко, и, вместо того чтобы молиться, вы, барышня, лучше покричите погромче, позовите на помощь. Может, жандармы услышат и приедут на голос. Я и сам покричал бы, да только я уж вконец охрип.
— Караул! На помощь! — вняв просьбе старика, закричала Розалия, но голос ее нимало не нарушил лесного спокойствия: даже дрозд и тот продолжал насвистывать как ни в чем не бывало.
Они прислушивались, но ниоткуда не доносилось ни шороха, ни малейшего движения.
— Сюда бы мою горластую Мофику! — еказал самому себе Кендель. — А так бесполезно.
— У вас нет при себе пистолета? — спросила Розалия.
— Есть. Как не быть?
— Ну, тогда выстрелите. Может быть, он сильно грохнет.
— Гм, конечно! Только я больше для острастки ношу с собой пистолет и еще никогда из него не стрелял. Хоть и стыдно в этом признаться, а я не умею стрелять. Боюсь.
— Как? Вы боитесь выстрелить? — воскликнула Розалия и засмеялась, в первый раз с той минуты, как они выехали. — Давайте мне, я выстрелю!
Господин Кендель достал из сундучка пистолет и, держа его подальше от себя, протянул девушке.
— Только, ради бога, осторожнее, не пораньте себя! Что я тогда скажу вашему папеньке, моему хорошему другу? О, если бы он только знал, в какой мы беду угодили, в какую опасность!
Розалия смело взяла в руки пистолет с серебряной рукояткой, украшенной чеканной арабской вязью, привстала на тележке и выстрелила в направлении трех деревьев, выросших рядышком. Раздался громкий выстрел, и пуля вонзилась в среднее из трех деревьев.
