– Свободен, Яруллин, на год.
Вот и еще один сошел с дистанции. Обидно сошел, хотя еще в начале курса говорилось о том, что оружие надо беречь.
– Сапрыкин, Ремез, Гулевич, на огневой рубеж марш!
Сухие звуки выстрелов, уши уже ничего не слышат, в руках противная слабость. Кто-то недостаточно метко отстрелял – и тоже сошел.
Совсем рядом, в нескольких десятках метров, из укрепительных сооружений раздались выстрелы: сухие, тявкающие, глухие, пронзительно воющие.
– Ремез!
– Автомат «калашников» из двух точек... Двуствольная пушка «ГШ-30», осколочно-фугасные снаряды, одна единица... Австралийский «аустэн», одна единица... «Узи», из двух точек... Пистолет «макаров», одна единица.
– Плохо со слухом, Ремез? Поправься.
– «Вальтер» 9 миллиметров. – Молодец, Ремез. Следующий. Ко мне, Сапрыкин. Слушай.
– «Макаров»... Автомат Драгунова... Кумулятивный из «РПГ»...
– На штурмовую полосу марш!
Сколько еще? Когда конец? Грязь манит к себе, как пуховая перина, упасть и заснуть на неделю.
Удивительно, но Сашка Сапрыкин даже посвежел. Избитые в кровь колени, лицо в грязи, а на губах улыбка: прошел штурмовую полосу!
Рано, Санек, ох, рано! Впереди «мясорубка», взвод свежих, полных сил «Черных беркутов».
– Ко мне, воин!
Лопаются губы от сильных ударов, шумит и меркнет в голове, но опустить руки означает сдаться на последнем рубеже.
Держись, Санек! Вот так его, подлюгу! Дай этой сволочи! Молодец!
– Ремез! Иди, иди ко мне!
Разбитые губы уже не различают вкуса крови, один глаз заплыл, невыносимая боль в порезанных кровоточащих ногах, время остановилось. Удар – куда-то в пустоту. И тут же получил в ответ. Собраться, озвереть, зарычать, но... не завыть. – Ах ты!..
И откуда силы берутся.
Кровь, стоны, нечленораздельные выкрики, мат; дави своего же приятеля, бей его, добивай, смотри, как мутнеют его глаза; закаляйся, воин, тебя уже никогда не коснется жалость к противнику, ты теперь лучший из лучших.
...На колени Алексей опустился сам. И, принимая от командира заветный берет, с дрожью в голосе и со слезами на глазах произнес:
– Служу Отечеству и Спецназу!
И все. Больше ничего Алексей не помнил: день для него, как и для двадцати обладателей беретов – теперь уже настоящих «беркутов», – закончился; но долго звучали в ушах обрывки речи командира Орешина Игоря Владимировича:
– ...Вы – не для регулярных войн. Вы – для грязной работы... карательных функций... антитеррора... Нет грамотнее солдата, чем каждый из вас... готовы в любую минуту, чтобы вас использовали...
Разве мог тогда подумать Алексей, что вскоре он добровольно уйдет из «элиты» и причиной будет служить... Нет, лучше не думать об этом, потому что в какой-то степени причина была в самом Орешине.
* * *
Рядом кто-то остановился. Алексей поднял голову и тут же встал.
– Здравствуйте, Света. – Он замолчал; тогда, в универмаге, он в течение трех дней не решался с ней заговорить. У него была причина: вскоре он должен был посетить торговый дом уже в другом качестве; будет ли пятый раз, он не знал. Однако главная причина – ее глаза, они как две капли походили на другие, такие родные и далекие, близкие и недоступные. Когда он впервые увидел Светлану, его пробрал мороз: почти то же лицо, те же губы, глаза... И снова он в нерешительности. Разумеется, это не она, но, глядя на девушку, его воспоминания становились почти реальностью. А он уже думал, что все забылось. Оказывается, он помнил все, чувства не притупились.
Алексей запоздало представился. Девушка, поколебавшись секунду, протянула руку:
– Светлана.
Его рука оказалась жесткой, грубой, с характерно сбитыми костяшками на суставах.
– Я получил вашу записку, спасибо. А та девочка, это ваша сестра?
– Вообще-то это не имеет значения. Просто я хотела передать вам, что сегодня со мной говорил следователь. Не знаю, как получилось, но он сумел вытянуть из меня... Одним словом, он знает, что я узнала вас.
– Мне не стоило оборачиваться.
– Наверное... Я узнала вас по глазам.
Алексей хотел сказать, что ее глаза также стали причиной его появления здесь.
Наступила неловкая пауза, во время которой девушка продолжала держать левую руку у груди, прикрывая порванную блузку. Но он заметил это. Светлана вынуждена была оправдаться.
