Не спасем парня... Что же Олег со своей снайперской винтовкой – вот он, рядом, только протяни руку, отдай приказ. И разве сам Аносов не видит этого зверства?
Михаил с трудом оторвал бинокль от глаз.
Нет, видит. Смотрит в оптический прицел. Но спокоен. Словно так и надо. Ни один мускул не дергается на лице. Как будто у человека напрочь отсутствуют желваки. Вот у Орешина они большие, просто огромные, он катает их по щекам, как теннисные мячи. Как же так, командир?
А тот продолжает наблюдать, как чеченец, вложив голову парня в его же собственный живот, чем-то пытается скрепить его.
Орешин и Аносов перебрасываются странными словами:
– Проволока.
– Вижу, проволока.
Какая проволока? О чем они?
Михаил Зенин почувствовал свои внутренности у носоглотки, его дико вывернуло, казалось, рвота подняла продукты прямой кишки – так отвратителен был ее запах.
Какая проволока?
Михаил задыхался. Какая, к черту, проволока?!
– Новый приступ рвоты донес до него смысл разговора: живот парню зашивали проволокой.
С трудом разгибаясь, Михаил поймал на себе суровый взгляд командира.
– Ты закончил, Миша? – Орешин протянул ему флягу с водой. И к Аносову: – Олег, ты хорошо запомнил этого зверя?
– Да, товарищ майор.
– Возьми его. Только приведи живым. Сюда. Возьми с собой четырех человек и... вот Зенина. Пойдешь, Миша?
Губы Зенина плясали, горло заклинило ненавистью к себе и той мрази. Он только кивнул.
Командир ждал ровно час. Второпях никто не собирался действовать, работали правильно и без эмоций.
Орешин долго, больше двух минут, смотрел в глаза чеченца и не проронил ни слова. Молчал и тот. На лице «нулевое» выражение: «ты можешь застрелить меня, но я вас, русских свиней... а если не я, то мои братья». Его бесполезно было запугивать, таких не запугаешь, хотя Орешин мог сделать это без особых усилий. Про него ходили легенды в спецназе. Однажды в батальон пришел высокий столичный чин с проверкой. Он совал свою генеральскую кокарду куда только мог. Даже в летний умывальник, расположенный на улице. Простоял около него несколько секунд. Оказалось, из крана незаметно капала вода. Зоркий генеральский глаз заметил это, и высокий чин приказал дежурному из сопровождения, чтобы кран немедленно починили. Тот возьми и ляпни:
«Бесполезно, товарищ генерал-полковник! Что только не делали!»
Столичный не поверил своим ушам.
«То есть как это бесполезно?! – рявкнул он. – Эта чья рота? К чьей роте приписан кран?»
«К моей, – навстречу генералу шагнул невысокий человек. – Капитан Орешин».
Генерал малость пообмяк, услышав боевую фамилию.
А кран по-прежнему кап-кап, кап-кап.
Генерал, однако, не успокоился, но уже мягче попросил Орешина:
«Вы все-таки исправьте, капитан».
«Разрешите прямо сейчас, товарищ генерал-полковник? – И, неожиданно шагнув к умывальнику, заорал на кран: – А ну перестань капать! У тебя что, триппер?!»
И кран вдруг перестал течь.
В чем-то была правдива эта сочиненная кем-то история. Давно сочиненная. А вот сейчас Орешин, глядя на чеченского изверга, не крикнул, не приказал, а только повернулся к своим бойцам и тихо произнес:
– Он ваш.
И отошел к окну.
А для чеченца это был крик из камеры пыток преисподней. Он издал дикий вопль и еще долго вопил, пока бойцы тащили его на второй этаж.
Потом Орешин даже не поинтересовался, как закончилась жизнь этого живодера, он смотрел на противоположную сторону улицы. На седьмое окно пятого этажа. Там были только следы крови. Его бойцы сняли изувеченное тело русского парня, нашли его гимнастерку с документами и, сложив все это в брезент, оставили возле дома. Будут возвращаться назад, захватят с собой. Всех невозможно, все дороги устланы трупами, но этого парня взять обязаны.
Зенин вернул командира в реальность только через полчаса. Он смотрел на него совсем по-иному. Михаил так и не нашел этому определения: по-братски, по-отцовски или еще как-то. Одним словом, по-особому.
– Можно идти, товарищ майор.
– Да, пора двигать, Миша... Невесело встречаем Новый год, правда? – И посмотрел на бойца грустными глазами.
И Зенин, еще вчера, – нет, год назад– «необкатанный» двадцатитрехлетний пацан, а сегодня уже настоящий боец спецгруппы, «чистильщик», в один миг понявший все «прелести» работы элитного подразделения, маскировавшегося среди остывающих тел своих сверстников, ответил командиру:
