Широко зевая, Шарифджон подошел к двери и вышел на террасу. Увидел часового. Тот лежал в самом углу, свернувшись калачиком. Вот сволочь, спит. Боевик грубо толкнул его ногой. Что за черт... Шарифджон склонился над караулбеги и несколько секунд рассматривал торчавшую у того из горла рукоятку ножа. Нащупав за спиной дверь, он толкнул ее. Схватил висевший на спинке кровати автомат и дал длинную очередь в окно.
Сейчас он молил Аллаха только об одном: чтобы пленник оказался на месте.
Боевики вскакивали со своих мест, хватались за оружие. Открылась дверь, кто-то выбежал на улицу. Спустя три-четыре секунды раздался двойной взрыв. Троих боевиков прошило осколками, остальные стали занимать оборону. Сверху кто-то стрелял. Насколько мог оценить ситуацию Шарифджон, в течение пяти минут противником не было сделано ни одного выстрела.
Он отдал приказ прекратить стрельбу и осторожно выглянул. Левая часть террасы была разворочена взрывом, над дымящейся лестницей торчат остатки перил. «Растяжка», быстро определил Шарифджон. Однако еще с минуту неподвижно лежал, вслушиваясь в ночь. За это время он успел посмотреть на часы (00.05) и разработать план дальнейших действий. Ну почему Безари уехал именно вчера!.. Теперь во всем виноват будет он, помощник.
К главному дому с двух сторон подтягивались остальные боевики. Они также заняли оборону, взяв дом в полукольцо.
Шарифджон уже смело вышел во двор, бросил тяжелый взгляд на пустую клетку, потом устремил взор на север. Они могли уйти только туда. Как давно? Помощник командира определял время. Лег он, когда еще не было одиннадцати, смело можно прибавить еще полчаса. Значит, приблизительно минут тридцать они находятся в пути.
Шарифджон не слышал от командира слов, которые выдали бы его обеспокоенность по поводу силовой акции русских; не слышал и о другом варианте – личной инициативе со стороны близких Орешину людей. Он не исключал подобного варианта, потому как сам пошел бы именно на такой шаг. Ничем не выдавал своего беспокойства Безари, однако Шарифджон по ночам часто слышал шаги Безари в балахане. Тяжелая поступь, обеспокоенная; воображение подсказывало боевику, что командир словно чего-то ждал. Ждал – и не предпринимал мер, ждал – и словно берег пленника, держал его, как приманку. Решил поиграть с судьбой на старости лет? Непохоже. А вдруг он не вернется из Афганистана? Почувствовал опасность и ушел? Нет, Безари не может так поступить. Какая из двух версий окажется истинной, ответит время.
А сейчас нужно действовать. Чтобы наверстать упущенное, необходимо сократить дистанцию, воспользовавшись машинами. Одной машиной. А вторую послать в объезд. Стоит ли? Своим ходом на полчаса быстрее можно добраться до тропы, ведущей через перевал. Вообще-то те, кто сейчас отходил с пленником, могли воспользоваться одной из машин, выведя из строя вторую, однако не сделали этого, поскольку вскоре попадут в лапы Безари. Просчитали все и идут сейчас горным хребтом на предельной скорости. Через два часа они ступят на одну из троп – скорее всего, короткую, и снова будут идти на пределе: двадцать километров трудной тропой, крайне осторожно, считай, гусиным шагом, и еще приблизительно столько же по открытой местности, но уже в полную силу, минуя три или четыре кишлака, пока не доберутся до границы с Узбекистаном. Это солидный промежуток времени, если немедленно воспользоваться машинами, можно с запада опередить их, встретить на выходе у перевала. Это вариант. Неужели они не просчитали его? Не может быть.
Внезапно догадка осенила Шарифджона: машины. Они заминировали машины.
Он кивнул лежащему рядом с ним воину, и они осторожно приблизились к одному из «КамАЗов». Шарифджон заглянул в салон через опущенное стекло и посветил фонариком. Так и есть. Он сразу увидел «растяжку». Его губы тронула самодовольная улыбка. Он указал товарищу на ловушку и коротко приказал:
– Займись.
В другом грузовике он обнаружил точно такую же ловушку. Его обеспокоила кружка, перевернутая вверх дном в середине кресла водителя. Он просунул под нее ладонь, ощутив пальцами холодную поверхность гранаты.
