– Да, трижды судимый за кражи с проникновением в жилища, – сообщил участковый. – Статья 144. Работает в нашем жэке.
– Статьи я хорошо знаю. По новому уголовному кодексу она проходит под другим номером. Ну что, пойдем?
* * *
Слесарь, тщедушный человечек лет сорока с небольшим, с голубыми глазами, обрамленными черными ресницами, осмотрел замки и открыл компактный металлический ящик со слесарными инструментами. Со дна ящика он достал тугой сверток из кожзаменителя, выбрал нужный инструмент и приступил к делу. Через полминуты слесарь, выпрямившись, толкнул дверь рукой.
– Будьте поблизости, – попросил его Аксенов. – Потом нужно будет закрыть замки.
– Посиди во дворе, – посоветовал ему участковый, – я позову тебя. – Он выжидающе посмотрел на следователя.
– Вы можете пройти со мной, – разрешил Аксенов и шагнул в квартиру. – Часто вы прибегаете к помощи этого специалиста? – спросил он Егорова, осматривая прихожую.
– Иногда приходится, – сознался участковый. – Что делать, когда кто-то из жильцов потерял ключи от квартиры, нечаянно захлопнул дверь, а на плите чайник. Все лучше, чем молотить кувалдой в дверь, ломать замки. А если дверь металлическая? В этом случае сварщика с автогеном приходится вызывать. Но он у меня под контролем, – успокоил участковый, не называя взломщика по имени. – Заявлений и жалоб на него не поступало.
– Хорошо. Постарайтесь ничего руками не трогать.
– А хозяин квартиры давно в командировке? – поинтересовался бывший пожарник.
– А что?
– Да вот я тут вижу газету за позавчерашнее число.
Аксенов взял в руки «Комсомольскую правду». Действительно, газета была двухдневной давности. Ремез уехал на два дня раньше. Следователь не нашел на газете номера квартиры, который обычно пишут почтальоны, то есть она куплена в киоске.
– Как раз в тот день он и уехал, – заметил Аксенов. – Ближе к вечеру.
Выходит, в отсутствие Алексея кто-то приходит сюда. Однако следователь не слышал от Николая, что с Ремезом кто-то живет. Не исключалась, конечно, и подруга. Или, как сказал бы участковый, сожительница. Это интересно.
– Прокурено-то так, – Егоров повел носом и шагнул к окну. – Может, форточку открыть?
– Не нужно, – остановил его следователь, – пусть все остается как есть.
– Ба! – Егоров снова обратил на себя внимание работника прокуратуры. – Знакомые конверты. А я давно ищу автора этих произведений. – И он указал на рисунок в углу конверта.
Аксенов хотел было сделать участковому замечание, но, подумав, спросил, стараясь не выказывать своей заинтересованности:
– А что с ними связано? Я повторяю вам, что хозяин квартиры работает в отряде особого назначения.
– Даже не знаю... – замялся Егоров. – Может, совпадение.
– И все же.
– С некоторых пор некоторые жильцы на моем участке стали получать по почте вот такие письма. Вернее, конверты с чистым листом бумаги, сложенным вчетверо, а внутри... деньги.
– Что вы говорите?.. – Аксенов некоторое время стоял в задумчивости. В голове снова возникли Блинов, налет на «Радугу», незнакомые лица, «в которых нет надменности», больничная палата, искалеченные на войне парни, благотворительная помощь, «протезирование происходит при непосредственном участии... и вашей материальной поддержке», теперь вот конверты. Аксенов решил задать Егорову вопрос. Он теперь почти на сто процентов был уверен, что не ошибается.
– Такие конверты получали малообеспеченные семьи, да? И среди них есть те, у кого на войне погибли сыновья, так?
– Абсолютно точно. Но...
– Постарайтесь забыть о том, что вы видели здесь. Если вы помните, с кем говорили по телефону полчаса назад, не станете задавать никаких вопросов. Вы можете думать что угодно, но ваши домыслы должны остаться у вас в голове. Понятно?
Аксенов под конец говорил резко, даже грубовато, однако не мог сдержаться. Повышенным тоном он гасил свои чувства, которые внезапно овладели им. Сопляки! Додумались. Ни ума, ни фантазии. Но каков Колька!.. Наверняка знал обо всем. И оружие – ясно, на какие деньги оно куплено. Или запас держат, или... Черт... они действительно могли дожать Блинова: выступает по телевидению. Видать, весомые аргументы предъявили бригадиру, если тот пошел против собственных правил, изменил воровским понятиям. И вид у него на экране телевизора был не из лучших: будто он действительно потрясен увиденным. А может, это так и было?
