– Этот с тобой? – наконец спросил он, указав глазами на Царева.
– Да, товарищ сержант.
– Ладно... Держи. – Милиционер протянул книжечку Куйбышеву. – И не на жопе такие вещи надо носить. Понял?
– Так точно, – отрапортовал Ихтиандр, пряча книжечку в нагрудный карман рубашки.
– Ладно... А вы? Сержант шагнул в сторону очереди.
– Документы всем приготовить! Мужики, понуро топтавшиеся возле ларька, сделали скучающие лица. Царев заметил, что пока постовые разбирались с документами Ихтиандра, народу в очереди, и без того небольшой, заметно поубавилось.
– Пошли, – шепнул Ихтиандр Цареву. – Нечего нам тут торчать.
В молчании, не оглядываясь, друзья дошли до парка Победы.
– Ну что, – Куйбышев посмотрел на своего спутника, – в «Розу» пойдем? Продолжим банкет?
– Покажи документик-то, – хмыкнул Царев. – Интересно, чегой-то у тебя там написано?
– Документик? На, смотри.
Ихтиандр сунул приятелю удостоверение, столь необычно подействовавшее на сержанта милиции.
– «Обладает правом бесплатного прохода в кинотеатры, театры и концертные залы (ложа Б)». Что за липа?
– Липа. Да не совсем. Мне один товарищ подарил. Я ему помог, а он мне такую вот корку выделил. Буров. Не слышал?
– Нет.
– Ну, не важно. Хороший мужик. Следователь, а с блатными связан, все его знают. И проблем у него никогда... Ну, короче, это все мелочи. А корка эта – мало ли что... Видишь, пригодилась. Просрочена, правда. Да только на это менты внимания не обращают. Пугает их красный цвет. Быки, одно слово.
– Хм... Я таких никогда не видел. Что это за спецуха? Для кого?
– Так, думаю, что для спецов и есть. Или для партейных. Этот крендель – он же гэбист. Все может, – значительно сообщил Ихтиандр после короткой паузы.
– Все... А что же ему, если он все может, от тебя нужно было?
– Ой, Витя... Лучше давай поверь мне на слово. Зачем тебе чужие проблемы?
– Мне своих хватает. Ладно, проехали. Пошли в «Розу».
Редкие прохожие, оказавшиеся на улице в разгар жаркого августовского понедельника, искоса посматривали на бодро шагающую парочку – в новеньком джинсовом костюме, выпятив вперед раннее, но уже вполне сформировавшееся брюшко, неся на лице выражение блаженной безмятежности, двигался Ихтиандр, и, поскрипывая лаковыми штиблетами, аккуратно ставя ноги, чтобы не запылить обшлага дорогих, явно фирменных, брюк, распахнув белый пиджак, шел рядом с ним Царев, чему-то ухмыляясь в рыжую бороду.
Прохожие смотрели на гордо шагающих друзей без одобрения, иные даже что-то бормотали сквозь зубы, судя по всему, поругивались, однако, встретившись с молодыми людьми взглядами, глаза отводили и ругательства проглатывали.
* * *
– Приподнимемся. Игорь Куйбышев пнул ногой туго набитый рюкзак.
– Надо думать. Царев взвесил на руке второй, крякнул от натуги и аккуратно поставил зеленый брезентовый мешок на асфальт.
– Давай, лови тачку. Ихтиандр бодро шагнул на проезжую часть и поднял руку.
– Стремак, вообще-то, – сказал Царев, засовывая в рот папиросу.
– Никакого стремака. Чувак, ты видел мою ксиву?
– Ну и какой понт? Если повяжут, что ты им будешь вешать? Что конфисковал у фарцы пятьдесят пар штанов и два видика? Все, кранты. Прощай, табаш. И с Сулей разбираться потом всю жизнь. Да он просто грохнет и все. И не будет разбираться. Такие бабки...
– Для него это не ох, какие большие бабки.
– Да брось ты, Игорь, бабки есть бабки. Нормальные бабки. – Царев пнул ногой рюкзак. – За такие бабки нужно пахать и пахать. Так что, давай, Игорь, как-то это...
– Руки вверх!
Резкий голос, врезавшийся хоть и в слегка напряженную по смыслу, но ленивую по выразительности беседу приятелей, заставил их оглянуться. У дверей кафе «Роза», откуда только что вышли Царев и Ихтиандр, нагруженные рюкзаками, стоял Василий Леков.
– Е-мое, – выдохнул Ихтиандр. – Ну ты даешь, Василий... Слушай, а что случилось? Свадьба, что ли, у тебя? Узнать нельзя! Заматерел... Костюмчик-то чей?
Василий Леков усмехнулся. Костюм его – синий, двубортный, свеженький, словно только что снятый с вешалки хорошего магазина, явно нравился Ихтиандру. Близкие друзья Куйбышева знали о том, что он обожает костюмы, но, предпочитая исключительно «фирму» и декларируя презрение к отечественной легкой промышленности – в том числе и к вещам, пошитым в ателье, – он долгие годы не мог одеться, по его выражению, «солидно».
