– Да, знаешь, Володя...
Артур Ваганян, администратор, занимающийся вопросами, связанными со всем, что касается музыкального бизнеса, был человеком на редкость ответственным. Уходить даже хотел из концерна «ВВВ», из вавиловской империи, но смекнул, видно, что лучше все равно ничего не найдет. И правильно.
Бывает, с каждым бывает, – истерика случилась с человеком, о творчестве начал рассуждать, о том, что попса московская ему поперек горла встала, что тошнит его от всех этих дутых, искусственно созданных артистов, певцов и певиц, которые не могут ни одной ноты правильно взять, если компьютера под боком нет или дублирующего исполнителя, – Вавилов все это понял. Понял и простил. Когда Артур через неделю после своего срыва пришел к нему в кабинет, даже виду не показал, даже не намекнул на давешний скандал. Словно бы и не было ничего. Словно и не кричал Артур, что ненавидит шоу-бизнес, что ноги его не будет больше в кабинете патрона, что надоело ему все и ни в один клуб, ни на один концерт он даже в качестве зрителя не придет.
Ничего. Пришел и в кабинет, и в клуб, в один, в другой, в третий. И, как и прежде, стал прилежно трудиться на ниве музыкального шоу-бизнеса, выращивать и продавать молодые таланты.
– Ну, ну, не тяни, – улыбнувшись, подбодрил Артура Владимир Владимирович. – Давай выкладывай, что там у тебя. Еще одно новое дарование?
– Да нет. Дарование-то как раз старое... Не знаю только, что с ним делать. Да и вопрос большой – то ли это дарование, то ли...
– Погоди, погоди. Давай конкретно. Излагай так, чтобы я понял. По порядку. Только не очень долго, ладно? А то у меня немцы сегодня, такая с ними запара.
Вавилов посмотрел на свой старенький «Ролекс». Не слишком модные часы для современной Москвы, но Владимир Владимирович любил эту фирму, с юности любил. Во времена юности для Вовы Вавилова «Ролекс» казался вещью совершенно недостижимой. А теперь уже поздно вкусы менять. Пусть молодежь глупая часы каждый месяц себе обновляет. Вавилов – человек солидный. Консерватор.
– Ну вот. Через сорок минут уже должны быть. Давай по существу, – поторопил он Ваганяна, странно ерзающего в кресле и явно не решающегося перейти к сути дела.
– Володя, – сказал Ваганян и снова замолчал, вытащил белый, идеально выглаженный платок и вытер лоб.
– Ты чего потеешь? – хмыкнул Вавилов и снова посмотрел на кота, развалившегося на соседней крыше. – С бодуна, что ли? Так давай коньячку.
– Нет. – Артур махнул платком. – Нет. Правда, дали вчера немножко... На презентации, понимаешь, был...
– Ну? – нетерпеливо спросил Вавилов. Музыкальный бизнес, в общем, был в компетенции Ваганяна, Владимиру Владимировичу и других дел хватало. – Ну и что – презентация... А дальше?
– Книжку новую представляли, Огурцов такой, может, помнишь?
– А, писатель... – поскучнел Владимир Владимирович. – Ну так что там случилось-то у тебя?
– Да не случилось ничего, Володя. Просто Огурец, ну, то есть писатель этот... Сашка, в общем...
– Слушай, не части, а? – Владимир Владимирович снова взглянул на часы. – Давай быстренько вопрос решим и все. У меня сегодня очень день плотный, Артур.
– Так вот, Огурец... Тьфу ты, господи, Огурцов мне и сказал, что видел на улице Лекова.
– Ну?
– Ну вот. Собственно, я с этим и пришел.
– Погоди. Твой писатель видел на улице Лекова. А я тут при чем?
– Ну, Леков же...
– Что – «Леков»?
– Он же умер...
– М-да? И что теперь? – спросил Вавилов, начиная скучать.
– Ну как же?
Ваганян встал с кресла и прошелся по кабинету. Посмотрел в окно. Вавилов машинально посмотрел туда же. Кота на крыше уже не было.
– Так ведь Леков же...
– Что ты мне голову морочишь? – недовольно буркнул Вавилов. – Что я теперь должен делать? Денег, что ли, на похороны дать?
– Володя...
– Я – Володя, – рявкнул Вавилов. Утро переставало ему нравиться. – Я – Володя, – повторил он. – Что ты мне тут кота за яйца тянешь? Что мне делать? Я сказал: если у тебя там кто-то гавкнул, так скажи толком – помочь, похороны организовать или что там еще?
– Володя... Леков – это тот самый музыкант, которого мы...
– Ну понял я, понял. Короче, давай пиши смету, иди в бухгалтерию. И вообще – это твоя вотчина, что ты меня грузишь с утра? Бери все в свои руки и сам решай. О’кей? Может, коньячку?
