– Глаша! – крикнул Кошмар. – Глашенька, поди сюда, солнышко мое...
«Сон. Просто сон», – снова подумал Огурцов.
* * *
– Глашка...
– Да?
– Почему мы с тобой раньше не встретились?
– Всему свое время. Мой приятель один так говорил: всякому овощу – свой фрукт.
– Нет, это неправильно.
– Слушай, принеси чаю.
Дача у Миши Кошмара была двухэтажной, спрятанной от соседних дачных домиков за небольшой березовой рощицей. Проехать к ней можно было только по узкой лесной дорожке, петляя и прыгая на ухабах.
«Ну и местечко выбрал Кошмар для своей резиденции, – думал Огурцов, мягко – благо джип был приспособлен к бездорожью – взлетая и опускаясь на заднем сиденье. – Неужели не мог поближе к дороге человеческой? Не такой уж он и бедный, судя по всему».
– Люблю глухомань, – сказал хозяин джипа. Миша сам вел машину, несмотря на то, что изрядно, даже по меркам Огурцова, выпил в клубе.
Огурцову не впервой было ездить на машинах с пьяными водителями, и он не особенно беспокоился по этому поводу. Судя по всему, Кошмар был водителем классным, не лез на рожон, не лихачил, не гнал по ночным пустым улицам, хотя и мог бы: деньги для штрафов у него были в достатке – это Огурцов заметил еще в клубе, – да и машин на всем пути от клуба до дачи им встретилось крайне мало.
В предутренние часы накануне выходных ездить по городу – одно удовольствие.
А если человек отдает себе отчет в собственных действиях и головы не теряет – он может по пустой улице и пьяным проехать.
Но на самом деле Огурцов на протяжении всего пути не думал ни о Кошмаре, ни о том, куда они едут и чем будут заниматься по прибытии на место. Он держал за руку Глашу – девушку из собственных снов, девушку, о которой писал новый роман, которую он никогда в жизни не видел, но знал лучше, чем кого бы то ни было в этом городе. Да и не только в городе. Он держал за руку девушку, о которой мечтал всю жизнь.
Глаша молчала, улыбалась, изредка тихо отвечая на замечания Кошмара, который справлялся о работе клуба, о посетителях, – вопросы, как понимал Огурцов, были совершенно не обязательными, просто, видимо, Миша, как и многие водители, имел привычку разговаривать за рулем.
– Люблю глухомань, – повторил Кошмар, когда машина высветила фарами высокий дощатый забор. – Как-то в лесу, бригадир, спокойнее. Люди надоели, знаешь, устал от людей. Но ты на себя мои слова не примеривай. Мы с тобой сегодня отдыхаем. И девочка наша отдохнет. Уработалась там, в шалмане своем. Верно, Глаша?
– Да, – усмехнувшись, ответила официантка. – Это точно. Устаешь там, в клубе.
– Ну, ничего, ничего. Все мы пашем, – заметил Миша и аккуратно направил джип в распахнувшиеся перед ним ворота.
Огурцов не успел заметить, кто же там манипулировал воротами, – жизненный опыт подсказывал ему, что наверняка у такого человека, как Миша Кошмар, на даче должна быть охрана. Но и это было сейчас не важно.
Они пили, сидя в гостиной на мягких кожаных диванах, под Колтрейна, саксофон которого тихо пел из небольших, но очень дорогих колонок. Это тоже не удивило Огурцова – Миша Кошмар, тихий алкаш с киностудии, неожиданно превратившийся в авторитетного человека, явно связанного с криминалом – ну и что, – вдобавок, еще и меломан. Большое дело – с людьми и не такие метаморфозы происходят.
Миша стал грустен, видимо, алкоголь, заглушенный необходимостью вести машину, все-таки взял свое.
– Пойду я спать, дети мои, – сказал он, когда Колтрейн сыграл последнюю композицию и на дисплее компакт-проигрывателя высветились цифры, показывающие, что диск закончился. – Пойду. А завтра погуляем, если хотите. Бригадир, ты свободен завтра?
– Да, – почти не услышав вопроса, ответил Огурцов.
– Вот и славно. О делах давно минувших дней побеседуем. Пришелся ты мне, бригадир. Еще на студии. Впрочем, ладно, все – завтра. Глашенька, покажешь бригадиру, где ему спать лечь?
– Конечно, – ответила Глаша.
Когда они поднялись на второй этаж и Глаша, щелкнув выключателем, указала гостю на широкую кровать, стоящую в небольшой, уютной комнатке, Огурцов молча взял девушку за руку.
– Ты ляжешь со мной? – спросил он напрямик, почему-то зная наверняка, что экивоки и намеки сейчас совершенно неуместны.