Тар, вытерев лицо грязным рукавом, с укоризной взглянул на питомца своего сына и погрозил зверю пальцем. Впрочем, хищника это нисколько не смутило и он, ухватив зубами край сумки принялся тянуть ее на себя.
— Ну-ка не хулигань! — Строго прикрикнул седой охотник, силясь вырвать у мохнатого озорника сумку, но тот держал крепко и, виляя хвостом, продолжал тянуть новую игрушку на себя.
— Помочь? — по правде говоря, Ульн побаивался подходить к разыгравшемуся зверю но, в то же время, как служитель Альтоса, не мог не предложить своей помощи.
— Не надо, — покачал головой Тар. — Он тебя еще плохо знает, может и цапнуть. — Старику все-таки удалось отнять сумку у волка. Отталкивая левой культей жаждущего продолжения игры Ара, охотник передал съестные припасы жрецу.
Стоило Ульну отступить на шаг, как старик, вдруг свалив зверя на землю, принялся трепать его за загривок, приговаривая:
— Лишь бы озоровать тебе, скамейка ты блохастая! Вон, какой вымахал, а все дурачок! Чего пасть разинул, да язык свой вывалил — а?!
По поведению и доброй улыбке Тара, пилигрим понял, что, несмотря на постоянные упреки и недовольство, старик привязался к волку не меньше, чем его сын и животное отзывается человеку взаимностью.
Ар вырвался, встал и доверительно ткнулся мордой в плечо мужчины.
— Ладно, будет тебе, — старик снисходительно потрепал зверя по холке. — Дам я тебе еды, но только когда все сядем, так что жди!
Ар несколько мгновений смотрел человеку в глаза, словно проверяя, не врет ли он. Затем, видимо удовлетворившись обещанием, волк забрался под телегу, скрываясь от усилившегося дождя и, свернувшись там калачиком, закрыл глаза.
Когда Тар, вытирая руку о штаны, селя рядом с аккуратно сложенным хворостом, Ульн уже щелкал огнивом, высекая искры. Через несколько ударов сердца разгорающееся пламя аппетитно захрустело предложенным угощением, сначала облизывая, а затем и жадно пожирая сухие ветки. Сгущающийся мрак неохотно отступил перед светом огня — вокруг костра стало ощутимо светлее.
— Что-то Тенро долго нет, — рассеянно шевеля хворост обуглившейся палкой, Ульн в очередной раз осмотрелся. — Как бы ни случилось чего…
— Мой сын, как-никак, из «Черных стрел» и не первый день в лесах. Обычным бродягам с ним не тягаться, — Тар говорил с гордостью и вовсе не выглядел взволнованным. Культей прижав к груди краюху хлеба, он отламывал от нее куски уцелевшей рукой. — Да и дотошный он — пока все не обойдет — не вернется. Служба на границе делает очень осторожным, по себе знаю.
— А вы, тоже, в «Черных стрелах» были?
— Куда там, — Тар усмехнулся. Он встал и, дойдя до телеги, достал оттуда взведенный арбале.
Вернувшись на прежнее место, старик положил оружие рядом с собой.
— Сынок-то, толковее меня будет. Я служил в пехотном полку… эх, были же времена!.. — Тар взглянул на обрубок руки и поморщился. Морщинистое лицо старика вдруг изменилось, и он потянулся к рукояти арбалета, но, помешкав, убрал ладонь:
— Сын возвращается.
— Уверены?
Как Ульн не напрягал слух и зрение, но так и не смог разобрать в усилившемся шуме дождя звуки шагов, а среди темноты не увидел ничего, кроме неясных теней — очертаний высоких деревьев.
Где-то вдалеке запела какая-то ночная птица, но, как показалось пилигриму, этот звук доносился с другой стороны моста, откуда они приехали.
— Я ничего не могу разобрать, — вздохнул Ульн.
— Просто ты — жрец, а не разведчик или охотник. Вы привыкли слушать молитвы и песнопения, а не лес. — Хмыкнул Тар, погладив арбалет. — Да и Тенро знает, как нужно ходить, чтобы остаться незамеченным.
— Но вы-то его слышите, — не унимался Ульн.
— Потому что он мне позволяет, — пояснил старый охотник. — Специально шумит, чтобы я понял, что это он и не выстрелил. Я, пусть и старый калека, но кое-что все еще помню. — Он опять провел сухой ладонью по прикладу арбалета, скользнув пальцами по холодному древку болта.
— Специально шумит, — с горькой иронией произнес Ульн, продолжая свои попытки услышать или увидеть молодого охотника, по словам его отца, приближающегося к костру.
В тщетности своих попыток пилигрим убедился еще раз, когда Тенро совершенно бесшумно выскользнул из мрака, ступая в освещенный костром круг.
