И вдруг я увидел, как по его спине пробежала дрожь… Старджесс к моему удивлению схватил сэндвич, его рука странно задрожала, когда он стал прицеливаться для удара по мячику. Он застыл на месте, сэндвич болтался, как маятник, потом мячик покатился… и остановился тремя ярдами дальше лунки.
Эта неожиданная неловкость была встречена удивленным шепотом, и Бодехюизен отвернулся, скрывая усмешку. Затем Старджесс совершил еще несколько промахов, что и привело к быстрому завершению партии. Бодехюизен выглядел удивленным, выиграв финал со счетом 10:8. Англичанин быстро уходил с поля, его голова была опущена, а лицо невероятно бледно.
Зрители разошлись, поскольку снова полил дождь; в бар отправилось всего несколько человек.
Молодая женщина в черном удалилась в сторону васильков и одуванчиков.
Хорнунг, секретарь клуба, стоял рядом со мной, и я спросил, знает ли он ее. Он покачал головой.
— Никогда не видел; даже не знаю, как она попала на поле. По правде говоря, увидев ее, я хотел узнать ее имя. Однако, — он колебался и почесывал подбородок, — не знаю почему, Джек, но я не решился!
Я больше ничего не узнал — издали вдруг донеслись крики. Мы выбежали из бара, крича и жестикулируя. Старджесс лежал на земле — он умер на месте от разрыва аневризмы.
* * *
Было очень поздно, когда я сел за руль своей машины. Дождь падал плотной завесой, и колеса поднимали гейзеры воды и грязи.
Вдруг в свете фар возник человеческий силуэт — посреди дороги недвижно стояла женщина. Я узнал незнакомку с поля — она держала в руке клюшку, поблескивающую, как огонь светофора, и крутила ею, описывая странные кривые.
Она сняла очки и устремила на меня взгляд огромных ужасающих глаз…
* * *
Этой ночью на пути в сорок километров я трижды едва не разбился. Вначале в меня чуть не врезался грузовик, я увильнул в последний момент; затем меня занесло, и я остановился в двух футах от обрыва; наконец, ветер вырвал огромное дерево и бросил его на шоссе, когда моя машина проезжала мимо. Боже, теперь я припоминаю!
Когда незнакомка в черном уходила в сторону красных скал, она своей клюшкой косила высокую траву. И странные жесты, которые она проделывала под проливным дождем, были жестами косаря.
Теперь я припоминаю и необычную форму ее клюшки.
Это была коса…
Прекрасная партия
— Лунка за один удар!
Крик разнесся над полем, как раскат грома, и странное эхо умножило его до бесконечности.
— Лунка за удар!.. Лунка за удар!..
Рок Белоуз увидел, что кэдди замахал флажком, как сигнальщик на флоте.
Настроение толпы изменилось — восхищенные люди бросились к нему с восклицаниями.
— Рок Белоуз!.. Возможно ли такое? В это трудно поверить… И все же он выиграл, и как!
— Нет, нет, такой мазила!
— Белоуз выиграл у Уилфрида Донжа?.. Ущипните меня, иначе мне кажется, что я вижу сон!
— Подряд три лунки и каждую за один удар! Такого никогда не случалось!.. Это настоящее чудо!..
Лица людей, сгрудившихся вокруг Рока выражали восхищение, удивление, неверие.
Мощная фигура раздвинула толпу и направилась к победителю — это был сэр Кинг Сорнтон, президент клуба.
— Белоуз, отныне вы Великий Рок Белоуз. Я записываю вас на следующий открытый чемпионат… Да, да, сегодня Донж, завтра Херст, Гоунер, Холланд!
Он повернулся к человеку, на чьем лице было написано крайнее удивление. То был тренер Мохерти.
— Мо… негодяй, мне хочется пнуть вас под зад… Повторите-ка еще раз, что Року Белоузу лучше сменить драйвер на страусовое перо.
Кэдди кричали:
— Долой Мохерти! Вон Мохерти! Да здравствует Рок Белоуз.
Спектакль был сумасшедший, невиданный… Такого на поле еще никогда не происходило.
Белоуз выпрямился во весь свой маленький рост. Он ощущал, как растет под влиянием сказочного триумфа.
Сэр Кинг Сорнтон жал ему руку, едва не ломая кости, а Мохерти под улюлюканье толпы уходил прочь, опустив голову. Репортеры щелкали своими блицами.
И вдруг он увидел два темных улыбающихся глаза, его коснулась огненная шевелюра.
— Рок!.. О Рок!.. Как я могла сомневаться в тебе, мой дорогой!
Белоуз забыл о протянутой руке президента и о восхищенной толпе, запрудившей поле. Он видел только прекрасную, знаменитую Бетти Хэнхоуп, королеву гольфа, которая до этой минуты относилась к нему со снисходительным презрением.
