Шли на ощупь, скользя и спотыкаясь. Поддерживая друг друга. Совершенно потеряв ориентировку и даже не зная, идут ли они по центральному коридору или петляют по ответвлениям. Нескольких спичек, сожженных в самом начале, теперь не хватало как воздуха. Не хватало, впрочем, и самого воздуха: какая-то смесь хлорки, горячих паров и гнили, то усиливаясь, то уменьшаясь, разъедала все нутро и глаза.
В какой-то момент под ноги попался труп мужчины. Это и испугало, и обнадежило одновременно — не они здесь первые, но кто-то выбраться не смог. Кто он? Один ли уходил из горящего Белого дома или его оставили обессиленные товарищи? Документов в карманах погибшего не оказалось, Андрей и Кот попытались приподнять несчастного повыше, прислонив к ребристой стене коллектора, и побрели дальше.
— Да, остаться здесь — приятного мало, — когда отошли на достаточное расстояние, проговорил майор.
Странно, но Андрей подумал о том же самом. Еще есть силы, еще не умирают они в подземных казематах и не оставила надежда выбраться на поверхность, но мысль, что они могут завершить жизнь в подземном мраке, где, наверное, и крысы не выживают, угнетала.
— Выберемся, — уверенно сказал Тарасевич, как бы обещая, что в любой ситуации лично он не оставит спутника одного.
— Выберемся, — подтвердил свою готовность до конца оставаться вдвоем и начальник охраны.
— Слушай, а ты так и не рассказал, отчего ушел из армии, — чтобы окончательно переменить тему, намекнул на давний должок Тарасевич.
Кот, шедший первым, остановился. Передохнуть ли, поправить одежу или просто от неожиданного неприятного воспоминания? Андрей не стал настаивать на просьбе, постоял, отдыхая, рядом.
— Давай сначала выберемся, а потом сядем в каком-нибудь уютном ресторанчике, выпьем и расскажем друг другу свои похождения, — предложил майор.
До ресторана оставалась самая малость — именно выбраться. А подземная их трасса начинает сужаться, уже можно достать вытянутыми руками проложенную посредине трубу и увитую кабелями стену коллектора. И голова сама интуитивно пригибается, и воды под ногами становится меньше. Неужели тупик? В темноте идти в тупик — гораздо страшнее, чем даже попадать в тупик жизненный.
Неожиданно Кот вновь остановился:
— Слышишь?
Ничего, кроме журчания воды.
— Нет.
— Воздух посвежел, — с сомнением, но и с надеждой, тихо проговорил Кот.
— А я звуки ловлю, — тоже шепотом отозвался Андрей и стал принюхиваться.
Майор оказался прав — воздух вытягивался в какую-то дыру. Мгновенно представились парящие на улицах решетчатые отверстия коллекторов. Неужели дошли до одного из них?
Пошли быстрее, и постепенно стала разреживаться темнота, и появились неясные, но уже круглые очертания трубы, начал белеть пар. Не выражая восторга, боясь спугнуть удачу, теперь чуть ли не бежали к пробивающемуся свету.
Свет шел сквозь решетку. Свернув из коллектора в ответвление-колодец, увидели вверху сквозь криво уложенную решетку небо. Серое, низкое, но — небо. Свет. Волю. Свободу. Будущее.
Начали различать и городской шум — проехавшей машины, тявканья собаки, мальчишеских криков. Видя одни тучи в небе, невозможно определить, в каком районе находишься, но, судя по всему, это не было центральной улицей. Что давало еще один шанс выбраться наружу более или менее незамеченными. А об этом приходилось думать, ибо после танков на улицы обязательно выползут из всех щелей, желающие стать героями очередной демократической революции. Август 91-го приучил, что в историю, как правило, стремятся попасть эти последние. А чтобы вцепиться в отходящего, отползающего, захлебывающегося кровью противника, для этого ни ума, ни смелости не надо. Только — поподлее душу. И ты — герой. И — тебе медали…