Через минуту зазвенел телефон. На проводе глава новой Еврейской партии и государства кричал в трубку:
– Антон, они похитили секретаря! Включи телевизор.
– Я все видел, Дмитрий Егорович.
– Срочно собираем «Кагал». Дело очень серьезное. Твое ведомство прохлопало… Тебе придется держать на «Кагале» ответ, объяснить высшему органу власти, что ты думаешь об этом событии. Последствия непредсказуемы…
Хохряков повесил трубку. Телевизионный репортаж прервался.
– Не забудьте выключить телевизор, – в десятый раз повторил автоматический голос и экран погас, издав отвратительный свист.
Хохряков взял бумагу и стал коротко набрасывать, текст своего предстоящего выступления на «Кагале». Честь ведомства надо защищать. Вряд ли кого в руководстве Новой Еврейской партии мог позавидовать ему сегодня.
Шум, поднятый вокруг исчезновения государственного секретаря Соединенных Штатов Америки, привлек всеобщее внимание не только москвичей, но и всего мира. Не мудрено, что никто не обратил внимание, как набережная на Яузе, где несколько месяцев торчала, привлекала зевак, летающая тарелка, освободилась. Единственный человек, получивший легкие травмы и ушибы, знал, когда это случилось…
Человеком этим был сторож, вооруженный берданкой, и поставленный охранять аппарат от слишком любопытных зевак. Но видеть само событие не удалось и ему. Задремав на посту, чего делать, конечно, не следовало, бедняга проснулся в холодной и грязной воде старинного притока Москва-реки. Яуза, на счастье сторожа, в этом месте обмелела и он кое-как вылез на изъеденный временем гранит, оставив в илистых нечистотах дна один из двух своих сапогов. Берданка тоже поглотилась водами Яузы и искать ее в мерзком засасывающем дне было безнадежным мероприятием. Сторож выжал портки и телогрейку, снял оставшийся сапог и вылил из него содержимое. И только после этого огляделся вокруг и обомлел – там, где только что стоял аппарат пришельцев, было пусто. Ровная круглая яма в мостовой указывала на место бывшей стоянки. Сторож перекрестился, хотя в Бога никогда не верил, но не знал, как иначе выразить возникшее в связи с данным событием чувство. Постояв немного, он побрел, неся в руках уцелевший сапог и оставляя за собой влажные жирные илистые следы.
* * *
Уже вторые сутки Маша Невзорова и Николай Васильевич Чернуха являлись пассажирами корабля иной цивилизации. Пилот, предоставив им убежище, сообщил голосом, похожим на катание консервной банки по железному корыту, что они не являются пленниками и могут покинуть аппарат в любой точке земного шара.
Тарелка вращалась на околоземной орбите. Трехметровый пилот, несмотря на резко несимпатичную внешность и острые, с любопытством взирающие на мир глазные щелки, оказался джентльменом в лучшем смысле этого слова. Он провел гостей в просторную комнату, напоминавшую чем-то неуловимым бывшую квартиру Николая Васильевича Чернухи. Перед тем как получить камеру под жилье, Николай Васильевич имел от Кремля вполне сносную квартиру.
Пилот нажал кнопку и из стены возле круглого окна выехали два удобных кресла. Пилот жестом пригласил гостей располагаться и тут же покинул комнату. Чернуха и Невзорова уселись в кресло и поначалу чувствовали себя скованно. Особенно Николай Васильевич. Его беспокоил заинтересованный и слишком теплый взгляд прекрасных глаз спутницы.
– У вас есть жена? – спросила Маша, хотя от Ройса знала, что инженер никогда не был женат.
– Не пришлось, – ответил Николай Васильевич и покраснел, как школьник.
Маше понравилась его реакция, но, чтобы не мучить Чернуху взглядом, девушка отвернулась.
– А вы когда-нибудь любили? – все больше смелела Маша.
– Мне кажется, Машенька, вы решили выполнить поручение вашего Ройса.
– Какое поручение?
– Заставить меня потерять покой.
Теперь покраснела девушка.
– Как вам такое могло прийти в голову?! Если говорить честно, – продолжала Маша, смущаясь. – Покой, кажется, теряю я.
– О чем вы, Маша!? Я, можно сказать, гожусь вам в родители.
– Хотите знать, чего я не могу терпеть? – серьезным тоном спросила девушка.
– Говорите, если считаете нужным…
