Адмирал удивленно смотрел на отверстие в переборке рубки. Как опытный человек, он не мог не заметить, что в последний момент Ган увел руку в сторону. Стрелять второй раз тот не стал, а просто швырнул пистолет на стол. Ствол проскользил по поверхности и замер на самом краю недалеко от Сергиенко.
Андрей Викторович посмотрел на «Макаров», поднял глаза на Гана. Какой сюрприз еще готовил этот человек? Но тот просто стоял, опустив руки, и смотрел на него. Без тени злобы, без желания убить, усталым взглядом. Сергиенко понял, что ему все равно, даже если Адмирал сейчас схватит пистолет и выстрелит.
– Что за спектакль ты устроил?
Ган ответил не сразу, бухнулся на стул, потер переносицу.
– Не могу.
– Неужто совесть напомнила о себе?
– Совесть, бля, – зло ответил собеседник. – Я последние годы тупо выполнял задания, все другие мысли гнал прочь. Для меня жизнь, существование даже, а не жизнь, свелась к этим заданиям. Не спрашивайте, зачем я это делал, я не отвечу, потому что не найду ответа.
– Скажи, только честно, ты убил моих людей?
– Только двоих. Тихона, потому что он накинулся с топором на всю группу, и Трофимова, который тоже с ума сошел. Если бы не я его, то он бы меня убил.
Ган посмотрел в лицо Сергиенко, увидел, что тот сомневается.
– Мне ведь плевать, верите вы мне или нет. Если так проще, то вешайте всех собак на меня. Одно лишь скажу: больше ни под каким предлогом не посылайте людей на лайнер, если не хотите их потерять. Или вернется назад какой безумный и начнет здесь всех крошить без разбора.
– А с чего ты уверен, что сам не безумен?
– А я и не уверен.
– Что же мне делать-то с тобой, – задумчиво пробормотал Адмирал, – допустим, все – правда. Как мне поступить?
Ган кивнул на пистолет на столе:
– По совести.
– Э, не-ет. Это слишком просто, уверен, что ты этого больше всего желаешь. А давай-ка с тобой прогуляемся. Покажу тебе кое-что – тут недалеко.
Они находились в каюте Адмирала, чуть просторнее, чем у Гана, но тоже тесноватой. Обстановка спартанская: койка, тумбочка, маленький столик, сейф, затертый до дыр коврик на полу, выцветший плакат на стене с видами какого-то города.
– На, держи, – Сергиенко бросил на стол перед Ганом ворох пожелтевших бумаг, которые минуту назад выудил из сейфа под его внимательным взором.
– Хранил, как подушку безопасности, естественно, это только малая часть того, что уцелело. Возможно, и остальные уцелели, но лежат в архивах за семью печатями. Видишь ли, Кардинал у нас – прежде всего бюрократ. Здесь, в этих бумагах, – Адмирал похлопал по листкам, отчего часть из них слетела на пол, – все подробно задокументировано.
Ган глянул. На бумагах стояла размашистая подпись Кардинала, еще можно было различить оттиск печати. Цифры, приказы, отчеты.
– Что это?
– Ну, ты же у нас человек Тайной Канцелярии, агент. Вот, погляди. Здесь и переписка есть с начальниками удаленных колоний, в которой требования или просьбы убрать ненужных людей. Отчеты об убийствах – да-да, есть и такие. Приказы и разрешения на убийство. Женщины, дети, старики. На эту мразь ты работал. Ты задумывался, зачем он убивает столько людей? Не отвечай, это риторический вопрос. Эти бумаги – компромат.
– Если я – агент Тайной Канцелярии, зачем вы мне это показываете? Я ведь могу их порвать в клочья сейчас.
– Можешь. А мне они и ни к чему, я порвал с Кардиналом, мои люди никогда больше не станут вассалами Тайной Канцелярии, мы лучше сдохнем, но не сдадимся. Поверь, черноморцы так и думают. Так что можешь подтереться этими бумажками.
– Думаете, я не знал, кто такой Кардинал?
– Уверен, ты многого не знаешь.
– И откуда же это все у вас?
– Слил как-то один бывший агент. Он Биллом назвался, но это вряд ли настоящее имя. Человек, который спустя годы осознал, что свернул не туда.
– Билл, – повторил Ган, – Билл Шифр…
– Знаешь такого?
– Знал. Я его убил.
– Однако… Заказали?
Ган утвердительно кивнул.
– Ты же понимаешь, что однажды точно так же закажут и тебя? Когда выработаешь свой ресурс? Знаешь, почему ты меня не убил в рубке? Потому что ты начал сомневаться, и я это увидел. Видишь ли, сомнение – вещь полезная и опасная. Много раз ты сомневался, когда убивал? Позволь, отвечу за тебя – ни разу. А сейчас стрелять не стал.
