Нет, сэр,
выдавливаю я. С трудом сглатываю — потому что сам не понимаю, когда же настолько отстранился от самого себя. Я же понимал, что Сэм сердится, когда он говорил о Данике. Почему же не понял, что и сам тоже злюсь?
Уортон откашливается. — Вам много пришлось пережить, начиная от смерти брата и заканчивая нынешними… прегрешениями вашей матери.
Прегрешениями.
Мило. Киваю.
Не хочу, чтобы ты пошел по дорожке, с которой нет возврата, Кассель.
Ясно,
говорю я. — А теперь можно вернуться в класс?
Иди. Но помни: у тебя уже два взыскания, а год еще и за половину не перевалил. Еще одно — и все. Исключение.
Встаю, забрасываю на плечо рюкзак и крадусь обратно в Академический центр — как раз успеваю к следующему звонку. Лилу я не вижу, хотя задерживаю взгляд на каждой проходящей мимо блондинке. Понятия не имею что ей скажу, если все-таки встречу.
«Я слышал, ты заказала свое первое убийство? Ну и как ощущения?»
Кажется, немного чересчур.
И потом, кто сказал, что оно для нее первое?
Поспешно скрываюсь в туалете, открываю кран и брызгаю в лицо холодной водой.
Настоящий шок; вода стекает по моим щекам и собирается в ложбинке на шее, пропитывая белую рубашку. Перчатки темнеют. Вот дурак, забыл их снять.
Очнись, говорю я себе. Возьми себя в руки.
Мои темные глаза, отраженные в зеркале, кажутся еще более мрачными, чем всегда. Скулы выпирают так, будто кожа слишком истончилась.
Подходящая внешность, говорю я себе.
Папа бы мною гордился. Ты настоящий чародей, Кассель Шарп.
Успеваю придти на физику раньше Даники, и это хорошо. Теоретически мы с нею по-прежнему друзья, но после ссоры с Сэмом она меня избегает. Если я хочу с нею поговорить, придется устроить на нее засаду.
Места в классе не распределены, и потому я с легкостью нахожу себе парту рядом с той, за которой обычно сидит Даника; сваливаю на стул свое барахло. Потом встаю и завязываю разговор с кем-то на другом конце кабинета. С Уиллоу Дэвис. Похоже, она настораживается, когда я спрашиваю ее про домашку, но отвечает без особых раздумий. Что-то рассказывает о том, что есть десять измерений пространства и только одно — времени, и все они закручены друг вокруг друга, и тут входит Даника.
Понял? — Спрашивает Уиллоу. — Значит, могут быть другие варианты нас самих, живущие в иных мирах — может, есть и такой, где на самом деле водятся духи и чудовища. Или нет ни одного гигишника. Или у всех у нас змеиные головы.
Качаю головой:
Такого не может быть. Вряд ли это настоящая наука. Слишком уж удивительно.
Так ты ничего не читал, да? — Интересуется Уиллоу, и я решаю, что пора ретироваться к своей новой парте.
Пока иду назад, вижу, что мой план удался. Даника сидит на обычном месте. Беру рюкзак и швыряю его на соседний стул. Даника удивленно поднимает глаза. Но вставать поздно — тогда все поймут, что она не хочет сидеть рядом со мной. Она внимательно оглядывает класс, словно пытается придумать какую-то отговорку, чтобы пересесть, но почти все места уже заняты.
Привет,
заставляю себя улыбнуться. — Давненько не виделись.
Даника вздыхает так, будто отказывается от мысли что-то предпринять:
Слышала, ты подрался.
На ней форменный пиджак, плиссированная юбка, яркие пурпурные колготки и еще более яркие перчатки. Их цвет более или менее сочетается с выцветшими пурпурными прядками в ее пышных каштановых волосах. Она стучит носком тяжелого ботинка по ножкам стола.
Значит, все еще дуешься на Сэма, да? — Отлично понимаю, что Даника вряд ли жаждет, чтобы я поднимал эту тему, но мне нужна информация, а урок вот-вот начнется.
Она корчит гримаску:
Это он так сказал?
Я же его сосед. Мне об этом сказала его хандра.
Даника снова вздыхает:
Не хочу, чтобы он страдал.
Так и не надо,
говорю я.
Даника склоняется ко мне и понижает голос:
Позволь задать тебе один вопрос.
Да, ему очень и очень жаль,
продолжаю я. — Он знает, что слишком бурно отреагировал. Может, наконец, простите друг друга и начнете…
Не о Сэме,
возражает она, и тут в класс входит доктор Джонадаб. Учительница берет мел и чертит на доске схему, отображающую закон Ома. Я понимаю, что это, потому что сверху написано «Закон Ома».
