— Кривая чего? — не поняла я.
— Нераскрытки, нераскрытых преступлений то бишь, — пояснил Расторгуев. — Ликвидация банды Котелкова — это крупная победа. Наша общая победа.
— Ну что ты, — ответила я. — Если бы не случайность, я вряд ли бы догадалась, что под видом скромного ученого скрывается опасный преступник.
— Должен тебе признаться, меня скоро… — неразборчиво зашептал мне на ухо Расторгуев.
— Повесят? — не расслышала я. — Но за что же? Неужели у вас такие нравы?
— Повысят, — расхохотался Расторгуев. — А если и повесят, то на доску почета.
— Мои поздравления, — отозвалась я. — Это здорово, когда висишь на доске. А вот меня повышать уже некуда. Частный детектив — это и рядовой оперативник, и старший следователь, и аналитический отдел, и подчас прокурор с адвокатом. В одном лице. В моем то есть. Все это замечательно, но, я полагаю, ты зашел ко мне по какому-то делу, а не только чтобы поделиться своей радостью, не так ли?
— От тебя ничего не скроешь, — улыбнулся Расторгуев. — Но повод для моего визита действительно пустяковый. Дело в том, что грядут выборы губернатора…
— Ничего себе пустячок, — отозвалась я.
— Да нет, — отмахнулся Расторгуев, — я хотел сказать, что мы очень рассчитываем на тебя…
— Да? — от всей души удивилась я. — Но я не собиралась выставлять свою кандидатуру. Впрочем, если вы полагаете, что так будет лучше для области…
Расторгуев расхохотался.
— Нет-нет, я не призываю тебя становиться губернатором, — снова прыснул он в кулак, представив на секунду подобную перспективу, — просто решил предупредить, что… в общем…
Тут он снова принял торжественный вид:
— Если тебе вдруг откуда-либо станет известно о каких-нибудь намерениях, направленных на срыв выборов, ты должна тотчас поставить в известность соответствующие органы, то есть меня.
— А мне это уже известно, — не моргнув глазом, ответила я.
Расторгуев сразу помрачнел и достал блокнот.
— Рассказывай! — решительно приказал он.
— Что тут рассказывать, — пожала я плечами, — власти сами делают все, чтобы народ не шел на участки. Во-первых, неудачно выбран день. Во-вторых, слишком много кандидатов, и разобраться в их программах нормальному человеку не представляется возможным. Хотя и понятно, что больше всего шансов у нынешнего главы администрации Курицына. В-третьих, слишком короткое время отпущено на избирательную кампанию. В-четвертых, бездарная реклама. В-пятых…
Борька Расторгуев захлопнул блокнот и укоризненно посмотрел на меня:
— Я вижу, что ты с недостаточной серьезностью отнеслась к моему предупреждению.
— Куда уж серьезней, — ответила я. Расторгуев покачал головой и привстал с табуретки, намереваясь распрощаться.
— Кстати, а что это за «Братство разума» у нас недавно объявилось?
— спросила я его уже в прихожей.
— «Братство разума»? — нахмурился Расторгуев. — А-а, это какая-то религиозно-культурная организация. Знаешь, мне абсолютно нечего тебе рассказать. Во всяком случае, пока никаких жалоб на них не поступало.
— О да! — подтвердила я. — Ведь чтобы вас заинтересовать, нужно как минимум нарушить Уголовный кодекс. А профилактика правонарушений теперь перешла в область частной жизни. Например, я имею полное право объяснять своим согражданам, что красть грешно.
Расторгуев покидал мой дом слегка раздосадованный, но втайне радуясь, что мои подозрения о причине возможного срыва выборов оказались совсем не той информацией, которой он ожидал.
Действительно, не сажать же за решетку всю областную администрацию!
Впрочем, не исключено, что это вопрос времени. Новая метла и все такое.
Когда за Расторгуевым захлопнулась дверь, я с облегчением вздохнула и вернулась к своей клиентке.
Женщина сидела на стуле, не изменив позы.
Она только повела головой в мою сторону, дождалась, когда я, извинившись, снова усядусь напротив нее, и продолжила тихим, невыразительным голосом:
— У меня хотят украсть ребенка. Но дело в том, что это не мой ребенок.
Снова раздался звонок.
Я вполголоса чертыхнулась.
Извиняющимся жестом прижав руки к груди и пообещав как можно скорее разделаться с очередным посетителем, я поспешила в прихожую.
