Негромкое жужжание интеркома прервало его мысли.
— Мадам Фелиция, шрф, — доложила секретарша.
— Пусть войдет, — негромко ответил он, настраиваясь на неприятный разговор с представительницей бейрутского центра своей службы: о том, что там произошло, он знал еще два дня назад из шифротелеграммы, содержание которой, если бы стало известно его политическим противникам, ничего хорошего его карьере не сулило.
Однако Профессор по своей натуре был боец и так просто сдаваться не собирался.
Фелиция вошла почти робко, осторожно притворив за собою обитую звуконепроницаемой тканью дверь, и остановилась у порога: бурный, взрывчатый характер шефа был ей достаточно известен.
— Ну? — вперил он в нее взгляд, не предвещающий ничего хорошего. — Что скажете, мадам?
Фелиция опустила голову:
— Дэвид убит...
— Это я знаю вот уже как два дня! — рявкнул Профессор и, схватив лежащую перед ним на столе шифровку, потряс ею в воздухе. — Черт знает что! И это называется — профессионалы, сотрудники лучшей спецслужбы мира! — Он в ярости выскочил из-за стола и забегал на своих коротких ножках по кабинету: — Какой-то выживший из ума старикашка расстреливает в упор опытнейшего агента-боевика, словно новичка-мальчишку! Не могут без шума добыть никем не охраняемые старые бумажки!
Он внезапно остановился перед Фелицией и приподнялся на носки.
— Что? Нельзя было их выкрасть? Или купить? Старик не устоял бы перед приличной суммой... Так что же? Я жду ответа, мадам! — И сразу же, не меняя тона, приказал: — Садитесь. Или предпочитаете разговор стоя... в память вашего партнера... — Быстро вернувшись к себе за стол и подождав, пока Фелиция займет место в кресле напротив, продолжал уже спокойнее: — Ну а теперь, мадам, рассказывайте, что у вас там произошло.
Фелиция несколько секунд молчала, теребя концы грубой черной косынки, покрывавшей ее голову. Грубо-шерстный черный свитер с высоким, похожим на валик, воротником, бледное, без обычного макияжа лицо — все это свидетельствовало о том, что она была в трауре.
— Так я жду вашего рассказа, мадам, — жестким голосом подстегнул ее Профессор.
— Ничего такого не должно было произойти, — заговорила наконец, не поднимая глаз, Фелиция. — Мы до последней минуты были уверены, что старик согласится продать нам свои бумаги, что он лишь торгуется, как обычно делается на Востоке, и будет торговаться до последнего момента...
— Но вы сообщали, что вокруг него крутился этот... советский... Николаев. Разве нельзя было предположить, что старик может передать эти бумаги... ему?
— Просто так? Бесплатно? — искренне удивилась Фелиция. — Живя на подачки баронессы Миллер, отказаться от целого состояния, которое мы ему были готовы предложить...
— Не «мы», а я! — раздраженно вырвалось у Профессора. — И запомните раз и навсегда: за бумаги Никольского заплатил бы я, из собственного кармана, а не наше многострадальное государство! И они стали бы моей собственностью, моей, и больше ничьей. Если же вам когда-нибудь придется давать кому-нибудь объяснения в связи с проваленной вами операцией в Бейруте... Впрочем... — Он вдруг устало махнул рукой: — Я постараюсь, чтобы до этого дело не докатилось. Продолжайте!
— Как вы знаете, к операции я подключилась позже Дэвида, — как бы оправдываясь, продолжала Фелиция. — Когда я вернулась в Бейрут, он проделал уже всю подготовительную работу: установил связи Никольского, осмотрел его жилище, встречался и говорил с ним самим и пришел к выводу, что бумаги свои он хранит где-то в неизвестном нам месте, а не в библиотеке, которая служила ему жилищем. Дэвид был уверен, что Никольский в конце концов продаст их нам или... — Она сделала зловещую паузу: — ...Будет вынужден рассказать нам, где они хранятся!
— Ну да, вы же умеете развязывать языки, — иронически согласился с нею Профессор.
— Нас учили делать и черновую работу, — демонстративно, с вызовом не заметила его иронии Фелиция. — Мы назначили старику последнюю встречу, чтобы достичь в конце концов коммерческого соглашения, — продолжала она. — Никольский согласился встретиться с нами у себя в десять часов утра. Накануне вечером он куда-то ушел и вернулся домой с зеленым атташе-кейсом, видимо, достал из тайника и принес в библиотеку бумаги, которые решил нам продать.
