В такой ситуации Центральному комитету ничего не оставалось, как распустить Боевую Организацию, возглавляемую Азефом и Савинковым. Взамен ее было решено создать два боевых отряда. Во главе одного Штифтарь (Зильберберг), во главе другого Белла (Эсфирь Лапина). Оба отряда базировались в Петербурге и должны были выполнять террористические задачи, поставленные перед ними ЦК ПСР.
Вот тут-то, как сообщает Аргунов, «появилась на нашем горизонте скромная фигура Карла Трауберга».
Этот человек был прямой противоположностью «генералу БО». Он был скромен и честен, глубоко порядочен и действительно беззаветно предан делу революции. Латыш, активный участник восстания на Балтике в 1905 году, был в свое время письмоводителем судебного следователя. После поражения революции бежал в Петербург и к началу ноября 1906 года организовал собственную боевую группу, которую затем и предложил в распоряжение ЦК ПСР. В отличие от боевиков Азефа, это были настоящие бессребреники.
В группе Карла (Альберта Давидовича Трауберга), как отмечал Аргунов, ведавший, кстати, партийной кассой, действовал «принцип не солдатской дисциплины, а свободного подчинения, причем единоличного, как исключение и как общее правило — коллективного».
Не признавали в отряде Карла и мотовства партийных денег вопреки утверждениям Азефа, что «широкая жизнь — хорошее конспиративное прикрытие». В группе не возмущались, когда ее поставили под контроль Северного областного комитета ПСР и посадили на мизерную субсидию — 200—300 рублей в месяц.
Группа Карла сразу же перешла на другую, чем у боевиков Азефа, тактику. «Извозчики» и «разносчики» ушли в прошлое. Операции теперь готовились путем кропотливого собирания косвенных разведывательных данных и использованием «симпатиков» в кругах, близких к намеченному объекту покушения. Новым было в тактике Карла и нанесение молниеносных коротких ударов: отряд базировался в Финляндии и действительно был «летучим»: быстрое прибытие в Петербург из-за границы, нанесение удара и мгновенный отход на базы в Финляндии.
За короткий срок отряд Карла провел несколько удачных операций против видных представителей властей. В его планы входило покушение на министра юстиции Щегловитова, начальника главного тюремного управления Максимовского, петербургского градоначальника Драчевского, московского генерал-губернатора Гершельмана.
Планировался даже взрыв во время заседания Государственного совета.
И это в то время, когда акции отрядов Штифтаря и «товарища Беллы» срывались одна из другой благодаря предупреждениям, поступившим Герасимову от Азефа.
Личные отношения Герасимова и Азефа продолжали улучшаться и крепнуть. Доверие Герасимова к Евгению Филипповичу дошло до того, что он сообщил ему (единственному!) адрес своей конспиративной квартиры и разрешил являться туда без предупреждения. Повышение жалования до тысячи рублей в месяц также способствовало этой «дружбе».
«Я посоветовал ему это жалование не тратить, — вспоминал потом Герасимов, — он ведь получал деньги на жизнь от партии, а все целиком класть в банк на текущий счет. Азеф последовал этому совету и составил завещание, хранившееся у меня, согласно которому все эти деньги в случае его смерти должны быть пересланы его жене».
Зная, что на содержание боевиков ЦК ПСР денег не жалел, Герасимов настоятельно советовал Азефу не стесняться в отношении партийной кассы, логично считая, что, разоряя эту кассу, Азеф помогает полиции бороться против эсеров.
«Впрочем, — вспоминает Герасимов, — я скоро убедился, что Азеф в этих моих советах не нуждался. Этим он занимался и до свидания со мною».
Да, действительно Азеф греб из партийной кассы столько, что кассиры и ведавший ею Аргунов даже стали потихоньку ворчать. Но это лишь давало Азефу повод лишний раз заявить, что ЦК ПСР притесняет боевиков и срывает их работу.
Интересно, что, когда в Чарджоу (Туркестан) эсеры в результате удачной экспроприации захватили 300 тысяч рублей, 100 тысяч по требованию Азефа были выделены в его личное распоряжение на «боевую работу».
Однако удачные террористические акции портили кровь и Герасимову, и Азефу. После того же, как отколовшаяся от ПСР группа эсеров-максималистов совершила в августе 1906 года неудавшееся покушение на Столыпина, положение Азефа как ценнейшего и самого высокооплачиваемого агента не только пошатнулось, по и оказалось под прямой угрозой. Все его сведения о политическом положении в ПСР и в революционных кругах оказались обесцененными новыми волнами террора. Азеф понимал, что Герасимов и Департамент опять могут вспомнить свои подозрения в двойной игре. Суровое предупреждение — «честная работа или виселица» — то и дело вспоминалось ему, вызывая панический страх и отчаяние. О том, что эсеры-максималисты должны совершить на Столыпина покушение в середине августа, Азеф знал, но Герасимова предупредить и не подумал.
