— Да нет, ничего такого особенного, — ответил Джек.
Ему хотелось взглянуть на Чарли и понять, как ему следует говорить с мистером Фарнсвортом. Хорошо, что он мог заняться своим блинчиком.
— Ты по-прежнему много гоняешь на скейтборде?
— Пап, это было сто лет назад, — сказал Чарли.
— О, — смутился мистер Фарнсворт.
Джек уже закончил намазывать блинчик. Он положил ровно столько, сколько было нужно, мелко нарезанного огурца, лука и мякоти утки поверх соуса и, удачно скатав рулетик наподобие сигары, поднес к губам и откусил. Это было великолепно.
— У тебя отлично получилось, — похвалил его мистер Фарнсворт.
— Спасибо, — ухитрился выговорить Джек с набитым ртом. — Утка по-пекински — одно из моих самых любимых блюд.
Мистер Фарнсворт улыбнулся ему. Джек не очень уверенно улыбнулся в ответ.
И тут Чарли швырнул свой блинчик на стол.
— Папа, почему ты это сделал? — спросил он.
В ресторане было жарко и солнечно — особенно у окна, где они сидели. Мистер Фарнсворт положил свой блинчик на тарелку.
— Чарли, — произнес он устало.
— Ну?
— Послушай… — протянул мистер Фарнсворт, — тебе не кажется, что… Ну, ты понимаешь, при Джеке…
— А почему нет? — сказал Чарли таким тоном, что Джек от неловкости съежился. — Я хочу, чтобы он тоже послушал.
Мистер Фарнсворт вздохнул. Потом он вытер губы салфеткой, положил ее на колени и снова посмотрел на Чарли.
— Хорошо, — сказал он и глубоко вдохнул. — Мы с твоей мамой… — начал он. — Мы никогда не были по-настоящему счастливы.
Теперь Джек совсем не знал, куда глядеть. Смотреть на Чарли и мистера Фарнсворта он не собирался, поэтому ему оставалось только вертеть в руках блинчик. Все было глупо и ужасно, и он стал гадать, как будет правильнее: просто сидеть или все-таки ему можно съесть еще кусочек. Ведь, в конце концов, утка по-пекински действительно была одним из его любимых блюд.
— Я пытался что-то сделать, — сказал мистер Фарнсворт, серьезно глядя на сына. — Я старался, как только мог. Но… — Он пожал плечами. — Моложе я уже не стану. И когда у меня появилась возможность стать счастливым по-настоящему, я должен был за нее ухватиться. Понимаешь?
Чарли несколько раз открыл и закрыл рот и только потом сумел найти хоть какие-то слова. Когда он заговорил, его голос зазвучал непривычно пискляво и сдавленно:
— Но ты ушел так… внезапно.
Мистер Фарнсворт снова вздохнул.
— Чарли, для такого…
— …никогда не бывает подходящего времени. Да, ты это говорил.
Мистер Фарнсворт удивленно взглянул на сына.
— Вот только — подходящего для кого, а? — спросил Чарли.
Теперь его голос звучал громче.
— Для кого подходящего?
— Чарли…
— Мама была счастлива. Она думала, что и ты счастлив. Мы были счастливы! А ты все это время… готовился.
— Чарли…
— Ты хоть понимаешь, каково нам теперь?
— Конечно, Чарли, — сказал мистер Фарнсворт, — ты имеешь право сердиться.
Чарли промолчал. Джек перевел взгляд с лица друга на остатки еды — половинку блинчика с уткой, обалденным густым соусом и хрустящими бледно-зелеными овощами. Он медленно положил блинчик на тарелку.
— Но ты должен позволить мне все объяснить, — продолжал мистер Фарнсворт. — Чарли, ты должен понять, между мной и тобой ничего не изменилось, ничего. И если ты только…
— А я хочу, чтобы ты понял, — сказал Чарли таким голосом, что его отец сразу оторопел и замолчал, — я никогда, никогда не прощу тебя за это. Понимаешь ты? Никогда. — Немного помедлив, он сказал: — Все, Джек. Мы уходим.
Он встал. Джек тоже поспешно поднялся.
— Чарли, подожди, — умоляюще сказал мистер Фарнсворт. — Пожалуйста!
Но Чарли не стал ждать. А Джеку, само собой, пришлось пойти за ним. А когда Джек обернулся, мистер Фарнсворт совершенно неподвижно сидел за столиком и смотрел в одну точку. А потом дверь за друзьями закрылась.
— А-а-а… Чарли… — промямлил Джек.
Чарли даже не обернулся. Он размашисто шагал вперед, опустив голову. Джек вздохнул.
Добрых две минуты они просто шли рядом молча и довольно скоро вышли на Кембридж-серкус. На большом перекрестке, как обычно, образовалась пробка, было полным-полно фырчащих красных автобусов, всюду сновали толпы туристов. Яркие краски, шум, жара. А над всем эти царил театр «Палас».
