Вот чем все закончится. Такова расплата за мои грехи.
– Покушения на твою жизнь, король Гарадул, не было. Мы оба это знаем. Он даже не извлекал. Я просто наказал его, как обычного студента Хромерии, за мысль извлечь без разрешения. Ты получил ларчик и уже убил предполагаемую воровку, его мать. Слишком жестокое наказание вообще-то, но это твоя сатрапия, э, королевство. Очевидно, он ничего не знал, кроме того, что его дала ему мать. Но любое твое право на него ничто по сравнению с моим.
– Он мой подданный, и я могу сделать с ним все что пожелаю.
Остался лишь один козырь. Гэвин сказал:
– Ты спрашивал, зачем я сунулся в это отхожее место, которое ты называешь своим королевством. Эта причина – Кип. И мое право на него выше твоего. Он мой ублюдок.
Взгляд Раска Гарадула окаменел, и Гэвин понял, что теперь действительно победил. Никто публично не признается в позоре, если это неправда. И еще он понял, прежде чем тот успел заговорить, что ему придется убить короля Раска Гарадула. Но не сегодня.
– Твое время кончилось, – сказал Раск Гарадул. – Твое и Хромерии. Вам конец. Свет не сковать. Помни это, Призма: мы заберем то, что вы украли. Ужасы вашей власти почти закончились. И когда придет конец, я буду там. Я клянусь в этом.
Каррис вела плоскодонку вниз по течению, пока река не повернула и она не исчезла из видимости. Она не думала, что солдаты видели ее бегство, потому подогнала лодку к противоположному берегу и нашла холм, с которого ей было видно Гэвина. Она на четвереньках вскарабкалась на холм. Между ним и ею было несколько деревьев, кустов и высокая трава. Идеально. Но вот расстояние не было идеальным. Она была отличным стрелком, но у нее был простой рекурсивный лук, а не длинный. Хороший, удобный для переноски, очень точно бьющий с семидесяти шагов. Но сто двадцать шагов – другое дело. Она мысленно подсчитала. Разброс будет в четыре фута, и стрелять придется быстро. Если сатрап Гарадул будет стоять на месте, она при скорости в четыре стрелы в несколько секунд сможет скорректировать прицел. Неплохо. По крайней мере, лучший выбор на данный момент. Она быстро спустилась с вершины холма и натянула тетиву, проверила оперение и остроту стрел, а затем снова вернулась на позицию, скрытная и смертоносная.
Когда Гэвин с сатрапом проговорили несколько минут, Каррис расслабилась. Гэвин мог заговорить кого угодно, кроме разве что Белой. Хотя Гэвин стоял среди груд трупов солдат Раска Гарадула, сейчас, вероятно, вопрос был в том, сколько сатрап заплатит Гэвину за беспокойство.
Удостоверившись, что сможет видеть Гэвина и что оружие под рукой, Каррис открыла свою сумку. Белая приказала не читать приказа, пока она не отплывет в Тирею, так что Каррис сунула его на самое дно, под смену белья, запасные очки, кухонные принадлежности, несколько свечек и гранат – хвала Ороламу, они не загорелись, когда она упала во время схватки, но риск того стоил. Она вытащила сложенное письмо. Как все важные приказы, оно было написано на тончайшей бумаге, внешняя сторона которой была покрыта каракулями, чтобы прозрачную бумагу невозможно было просто поднести к свету и прочесть. Печать была с простым затвором-заклинанием: любой, кто просто сломал бы ее, соединил бы две контактные люксиновые точки, и вспыхнул бы небольшой, но мгновенный пожар. Конечно, печать не была дуракоустойчивой: любой осторожный извлекатель мог бы обезвредить ее или любой неизвлекатель мог бы разрезать письмо вокруг печати, но порой простые предосторожности срабатывали там, где пасовали более изощренные схемы.
Каррис проверила Гэвина. Все еще разговаривает. Хорошо.
Вытянув немного зеленого из травы, на которой она сидела, она разрядила ловушку на печати. Гэвин велел ей не верить письму, написанному самой Белой. Так кто вероятнее всего солжет ей? Гэвин, десять из десяти. От этой мысли ее затошнило. Нет, она забегает вперед. Она почти отложила было письмо – потом разберется.
Но ее приказы касались Тиреи, возможно, даже сатрапа Гарадула, а сатрап стоял у нее на виду. Возможно, ей приказано убить его – или постараться, чтобы никто другой его не убил. Так что надо было все узнать прямо сейчас.