К счастью, отец Учелло смог прийти. Кроме него: отец Монтейт, почтенный повелитель большого сонма способных к созиданию (хотя и часто бесплодному) духов подлунной сферы; отец Бушер, общавшийся с неким разумом, жившим в недавнем прошлом, который не был ни смертным, ни Силой (их общение имело все признаки черной магии, и все же не являлось ею); отец Ванче, чье сознание населяли видения магии, которая не могла быть постигнута — и тем более не могла практиковаться, — по крайней мере, в течение ближайшего миллиона лет; отец Ансон, обладавший техническим складом ума и специализировавшийся на развенчании мрачных мыслей политиков; отец Сечани, устрашающий каббалист, который изъяснялся притчами и о котором говорили, что со времен Левиафана никто ни разу не понял его советов; отец Розенблюм, суровый, похожий на медведя человек, который немногословно предсказывал несчастья и никогда не ошибался; отец Ателинг, знаток колдовских книг с бельмом на глазу, который усматривал знамения в частях речи и читал всем нотации своим гнусавым голосом, пока настоятель не услал его в библиотеку до начала заседания Совета; а также менее значительные персоны и их ученики.
Эти маги и братья Ордена собрались в часовне монастыря, чтобы обсудить возможные действия. Согласие отсутствовало с самого начала. Отец Бушер твердо держался того мнения, что Уэру не будет позволено совершить подобное заклинание в Пасху, и, следовательно, требовались лишь минимальные предосторожности. Отец Доменико заметил, что предыдущее злодеяние Уэра — хотя, разумеется, меньшее по масштабам — произошло в канун Рождества Христова.
Затем возникла проблема, стоит ли пытаться призывать Небесных Князей и их рати. По мнению отца Ателинга, одно только уведомление этих Князей может спровоцировать действия, направленные против Уэра, и поскольку предсказания таких действий не существует, тем самым будет нарушено Соглашение. В конце концов отцы Ансон и Ванче перебили его, заявив, что Князья и так должны все знать о столь серьезном деле.
Ненадежность их допущения обнаружилась в ту же ночь, когда светлые ангелы были один за другим вызваны на Совет. Светлыми, устрашающими и загадочными они являлись всегда, но на сей раз их состояние духа оказалось совершенно непонятным для всех магов, присутствовавших в часовне. Аратрон, главнейший из ангелов, очевидно, совершенно не ведал о готовившемся высвобождении демонов и удалился с зевком, когда услышал о нем. Фалег, наиболее воинственный из духов, похоже, знал о планах Уэра, но не пожелал дать подробного ответа и также исчез. Офеил, наиболее деятельный и подвижный, казался поглощенным какими-то другими мыслями, как будто замысел Уэра не представлял для него никакого интереса; его ответы становились все более лаконичными, и наконец он начал проявлять признаки того, что отец Доменико, не колеблясь, назвал бы раздражением. И последним (хотя маги собрались переговорить со всеми семью Олимпийцами) вызвали духа воды Фула; он явился без головы, что помешало беседе и вызвало у присутствующих тревожный ропот.
— Это плохой знак, — сказал отец Ателинг, и впервые в его жизни все с ним согласились. Согласились также и на том, что все кроме отца Доменико должны остаться на Горе до рокового дня, чтобы принять те или иные меры, в зависимости от ситуации, хотя эффективность каких-либо возможных мер вызывала большие сомнения. Что бы ни творилось на Небесах, они, очевидно, уделяли мало внимания обращениям из Монте Альбано.
Отец Доменико отправился в обратный путь гораздо раньше, чем предполагал, и все его мысли были заняты тайной безголового видения. Свинцовые небеса не давали никакого ответа.
15
В предпоследнее утро Терону Уэру предстояло окончательно решить, каких демонов стоит вызывать, и для этого следовало посетить свою лабораторию, где хранилась книга договоров. Все остальные приготовления уже были сделаны. Накануне вечером Уэр совершил кровавое жертвоприношение и произвел существенные перестановки в рабочей комнате, освободив место на полу для Великого Круга, который потребовался Уэру впервые за последние двадцать лет, Малого Круга и Ворот. Кое-какие приготовления касались даже отца Доменико; он вернулся рано и, к удовлетворению Уэра, явно в подавленном состоянии — на случай, если бы требовалось просить Божественного вмешательства, но Уэр считал, что такое едва ли случится. И хотя ему никогда еще не приходилось совершать подобные губительные эксперименты, он ощущал эту работу кончиками пальцев, как музыкант хорошо отрепетированную сонату.
